Для нас оставалась только дружба. Болезненная, когда каждый в глубине души желает сказать чуть больше, зайти дальше, но не решается…
— Мы вообще сможем общаться после этого?.. — в этот раз я не удержался и действительно в бессилии поднял глаза к небу, встречаясь с его болезненной голубизной.
— Вряд ли.
Секретарь президента выудил из кармана зажигалку, сигарету и ловким движением прикурил. Захлёбываясь дымом и кашляя едва ли не после каждой затяжки, он курил, а я стоял и смотрел, ощущая, как внутри ломается нечто чертовски важное. Какой-то механизм вышел из строя и разваливался на куски в эти самые мгновения.
Феликс молчал. Я отвёл глаза и тоже молчал. Мы не сближались, но и не расходились: застряли в чёртовом «сейчас», откуда ни для кого нет и не будет выхода.
— Это началось не сразу, — он отвёл сигарету ото рта, позволяя ей в одиночестве дымиться на воздухе. — Мне казалось, ты просто заносчивый парень, которому плевать на приказы свыше: поверь, ты где-то так и выглядел в то время. А потом… во время миссий ты раз за разом спасал людей, нарушая исключительно те постановления, которые угрожали «миру во всём мире», — я бы так выразился. Тебе было не плевать. Тогда я начал присматриваться.
Он вновь затянулся, закашлялся… я мрачно отобрал сигарету из трясущихся рук и сбросил вниз. Без магии было как-то непривычно, но инстинктивно я поступал именно по-человечески; так, как делали бы те, кто не мог силой мысли перемещать валуны.
— Прости, — Феликс выпустил остатки дыма из лёгких и продолжил, — а затем мы встретились. Ты словно бы сошёл со страниц глянцевого журнала, а я просто… смотрел. Наблюдал издали, как ты из ночного видения превратился в реального человека с реальными проблемами и чувствами. И ты, как ни странно, стал заботиться о своём мучителе, — он тяжело вздохнул, — как тут устоять?
Я кивнул.
Быть может, почувствовать то же было сложно, но вот понять — легко, ведь кто не влюблялся, не падал в бездну по первому зову сердца, не утопал в собственных чувствах, не разочаровывался, в конце концов? Я прекрасно помнил затуманенные ощущения из прошлого. Не помнил, для кого они были, но отчётливо вспоминал, насколько болезненным был отказ, учитывая, что девушка не просто сказала «нет», а ещё и отправила меня в полёт ударом в нос…
— Так страшно было, — я видел, что он едва справляется со своими чувствами, и осторожно приблизился. Конечно, я не имел права давать надежду или позволять Феликсу думать о возможности положительного ответа, но не мог и смотреть издали, молчать, когда он страдает! Я осторожно обнял его. Дрожь тут же чуть унялась, и Феликс молча положил голову мне на плечо, не произнося и слова.
Он всё это время был один… за пультом управления не находилось места для двоих, ведь времени не хватало, да и какое желание бродить по барам, когда после рабочего дня бьёт дрожь от количества смертей по ту сторону провода? Это я — маг, воитель, мне нет никакой разницы, когда умирают враги, но Феликс-то был человеком! И ни разу, ни одного чёртового раза он не пожаловался, не сказал, как сложно быть там, а не здесь, как тяжело беспрекословно подчиняться приказам и отвечать за мои неподчинения. Я ведь не должен был знать, как ему сложно. Но теперь, осторожно прижимая к себе будто бы хрупкое чужое тело, я прочувствовал всё это за несколько мгновений.
Узнал наконец, что беспокоило Феликса бессонными ночами, когда он корпел над очередным планом блестящей атаки. Ну конечно… он же секретарь президента Коу, а им не положено говорить, как трудно на самом деле находиться при власти.
— Извиняться не стану, — я медленно отодвинулся, постепенно теряя остатки чужого тепла, которое невольно присвоил на некоторое время.
— Да, всё в порядке, — секретарь президента невольно улыбнулся, глядя на меня, — в конце концов, я вчера тоже весьма ярко предавал «наши чувства» и всё такое.
— Такое сложно забыть, — протягивая правую руку, я попытался придать себе максимально серьёзный вид: — Я хочу продолжать работать с тобой. Не представляю, как смогу доверять кому-то, кроме тебя, да и ты… вряд ли сможешь отказаться от этой должности. Поэтому хочу попросить тебя принять мой отказ и смириться с ним. Глупо делать вид, словно бы ничего не было или что мы ничего не ощутили из-за этой встряски, а без принятия дальнейшее общение не пойдёт.
Феликс кивнул. Он уже более-менее взял себя в руки, отряхнул пепел с рукава и осторожно улыбался, словно бы человек, который перенёс тяжёлую операцию и теперь не может совершать какие-то действия из-за этого:
— Я понимаю. Мы будем двигаться дальше. Собственно, поэтому я и решил признаться сейчас, чтобы переступить через эти чувства и быть с Алисией. Не знаю, надолго ли, но, — мы встретились взглядами, — я хочу попробовать.