–Останови после светофора…– в свою очередь отреагировала на смену сигнала Хельга
– То есть ко мне не зайдешь?
– Зачем? Твоя очередная пассия меня не интересует ее дети…
– Мои дети!– резко ответил Альберт, не менее резко дернув руль к тротуару и ударяя по тормозам,– вернее дочь.
– Ее дочь меня тоже не интересует,– скривившись ответила Хельга, демонстративно игнорируя недовольство сына, – от человечки будут только человечки, а привязываться к неполноценным однодневкам… я таким извращением не страдаю.
– И почему я не удивлен…
– Вот…– в женских пальцах, словно из ниоткуда, возник белый прямоугольник визитки, –адрес, где тебя ждут.
– Ты думаешь, после того, что ты мне тут навысказала у меня есть хоть какое-то желание идти на эту встречу?
– Конечно есть, – улыбка Хельги сверкнула материнской добротой змеи искусительницы,–потому что те испытываемые тобой чувства по отношению к … хм… семье – это жалкий суррогат, которым ты поменяешь свою потребность в реальных чувствах. Нет ты конечно можешь оскорбиться за «свою»…– в ее голосе прозвучала плохо сдерживаемая снисходительность,– но просто подумай сколько ты будешь с ней лет. Двадцать? Двадцать пять? Если она к тому времени не будет жить своей жизнью, то значит она ничто по человеческим стандартам, а если будет, значит ты ей уже не нужен. Но и в том, и в другом случае ты должен будешь исчезнуть из ее жизни, потому что будешь выглядеть ее ровесником, который будет жить со старухой. Можешь конечно и развестись, но…– Хельга заговорила с дурашливой озабоченно интонацией,– это будет таким моральным ударом по девочке, которая будет разрываться между любовь матери и отцом… А может…– она вернулась к нормальному голосу,– и не будет разрываться, а просто пошлет тебя подальше. Девочки, знаешь ли, к матерям прислушиваются чаще, чем к отцам…
«Не услышит, не поймет, – напоминал себе о бесполезности возражений Альберт, удерживая под обрушившимся потоком слов скучающе усталое выражение,– только спор затянется.»
– Конечно, ни двадцать лет, ни тридцать, ни даже сто не шибко большая потеря времени, продолжала Хельга,– Но зачем терзать себя, зная, не только о кратковременности отношений, которые никогда не дадут тебе то, в чем ты нуждаешься?
Вопрос безответно повис в воздухе. Хельга не выдержала первой и с негромким «Короче вот» сунула визитку в руку сына.
– Риэлтерское агентство «Реальная мечта»?– удивленно озвучил он нечетко пропечатанный текст,– это такая изящная насмешка?
– На обороте смотри,– пояснила Хельга, отщелкивая ремень безопасности, – мне сделали большое одолжение, дав эту карточку.
Альберт пробежался взглядом по написанному карандашом адресу:
– Это вообще где?
– Понятия не имею. У навигатора спросишь.
– У человеческой техники?
– Пф-ф,– фыркнула Хельга, дергая рукоятку двери,– хозяева рабов всегда пользовались результатом их труда.
– Рабы порой бунтуют и лишают хозяев голов, – почти автоматически отозвался Альберт.
Пренебрежительно хмыкнув в ответ, она выскользнула из машины:
– Побесятся, сменят надсмотрщиков, да вернутся на галеры. Будут гнуть спины с прежним рвением, да рассказывать, какие они герои. Надо просто переждать год два, а потом все возвращается на круги своя.
С таким взглядом процентов на восемьдесят Альберт был согласен, хотя в его понимании кое-что существенное мать упускала. Впрочем, ни бодание по поводу рабов-хозяев, ни обсуждение нюансов исторического развития совершенно не подходили к завершения родственной встречи. Видимо, Хельга почувствовала то же самое:
– Ладно, Олаф, оставим продолжение этого спора на другой раз,–произнесла она со свойственной прямотой.
– Продолжим, – согласился он, испытывая некоторое облегчения, что не он начал прощаться первым,– или новый начнем.. Сама-то куда сейчас?
– На Аляску…– последовал ответ,– вулкан там просыпается. Косточки погрею свои старые.
«То есть в спячку лет на пять, а то и больше»,– перевел для себя Альберт.
Хельга немного помедлила, словно подыскивая слова напоследок, но, не справившись, просто в очередной раз «вломила напрямую»:
– Я прошу тебя… Даже требую: сходи к сейдмади! Ты ведь давно уже не глупый постреленок, неразменявший первую сотню. Поэтому не упрямься и сходи. И стань счастливым хотя бы ради меня! – и она с силой захлопнула дверь, словно ставя жирный восклицательный знак.
– А стать счастливым ради себя не предусматривается? – негромко проворчал Альберт, глядя вслед уходящей Хельги. Естественно, мать не услышала, но даже если бы смогла, он был уверен, что не среагировала бы. Она всегда так делала: выскажется, перемесит душу и, пресекая возражения, метнется в небо. Разве что хвостом махнет на прощание… Ну или быстро скроется за поворотом. Не оглядываясь… но он все же уловил брошенный в его сторону косой взгляд, когда она исчезала за углом дома. Все же мать при всех ее недостатках, любит его и действительно желает счастья…