— Ладно, — ожидая продолжения, неохотно обронила Изабель.
— Ты должна сказать им, что весенние каникулы я проведу с тобой. А на самом деле я поеду с Эзрой в Париж.
— Я думала, ты его ненавидишь, — изумилась Изабель.
— Прикидывалась, — коротко засмеялась Скай и добавила: — Не падай в обморок, но у нас с ним роман. Примерно с тех самых пор, как вы с Коуди перестали замечать все вокруг.
Уже шесть месяцев! Изабель почему-то почувствовала себя виноватой.
— Он позвонил мне и пригласил поговорить о моих работах. Как и тебя, его беспокоило мое мрачное настроение. Не знаю, что на меня нашло, но я рассказала ему о своих родителях и о том, что все люди, которых я рисовала, — это умершие узники концлагерей, придуманные мной. — Скай нервно поправила кольцо. Ей было неловко признавать, что она перенесла на холст свои ночные кошмары. — Тогда он рассказал мне о Соне и о том, что случилось с ее семьей и, возможно, с ней самой.
— И что же?
— Он считает, что она была шпионкой и поплатилась за это жизнью.
— Какой ужас!
— По его словам, она очень переживала смерть своих родителей и своих детей. Он думает, что ее преследовал комплекс вины.
— А что, твои родители тоже чувствуют себя виноватыми? — спросила Изабель.
— Иногда, — ответила Скай. — Но так как они не говорят на эту тему, я могу только предполагать.
— А почему бы тебе прямо не сказать им, куда едешь? — решив сменить тему, осведомилась Изабель. — И с кем?
— Потому что он не еврей, слишком стар, к тому же хорошие девочки не ездят в Париж с посторонними мужчинами. Вот и все.
— Ну ладно, тогда, может быть, скажем им, что отправляемся в Скалистые горы, где будем только есть, спать, восхищаться природой и писать этюды.
— Знаешь, Изабель, — захохотала Скай, — иногда ты бываешь просто классной девчонкой!
В тот день, когда Эзра и Скай улетели в Европу, Изабель и Коуди обошли несколько галерей Сохо. Они и раньше регулярно занимались этим, стараясь быть в курсе происходящего на рынке картин. В одной из галерей выставлялся Жан-Мишель Баскиат. Одни критики восхищались его работами, другие называли это мазней. Коуди был согласен с последними, Изабель нет.
Размашистая манера письма Баскиата произвела на нее неизгладимое впечатление. Уличный художник — дитя черного гетто — использовал коммерческую символику для того, чтобы выразить глубоко личные чувства, и Изабель восхищалась его смелостью. Он не боялся критиковать большинство или противостоять ему, и это находило отклик в душе гордой дочери Каталонии.
Обсудив за ужином творчество Баскиата, они занялись любовью. Изабель еще пребывала в сладостной истоме, когда Коуди неожиданно спросил:
— Думаю, ты не откажешься мне позировать? К выпуску мне нужно представить шесть картин. Я хочу написать тебя.
Изабель уставилась на него в полном недоумении.
— Я люблю тебя, — понимая, что должен ее ободрить, продолжил Коуди. — Я люблю твое тело. Все, о чем я мечтаю, — это обессмертить свои чувства.
— Ты же знаешь, как я отношусь к тому, чтобы позировать обнаженной. — Изабель почувствовала, что ее загнали в угол.
— Но ты будешь позировать не чужому человеку. Здесь буду только я.
Сердце Изабель разрывалось между любовью к Коуди и нежеланием быть натурщицей. При этом объяснить свой отказ соображениями скромности она не могла, поскольку на чердаке они ходили, как правило, нагишом.
— Я сделаю это при одном условии, — сдалась Изабель. — Ты не станешь изображать мое лицо.
До самого конца каникул Изабель приходила к Коуди после работы и позировала ему. Результатом этого сотрудничества стала серия картин, названная художником «Стыдливая искусительница».
Фитцсиммон, Эзра и прочие преподаватели лиги высоко оценили его работу и решили отправить ее на конкурс, устраиваемый некими парижскими галереями. Когда Коуди сообщил Изабель о том, что едет в Париж, она испытала смешанное чувство.
— Я горжусь тобой, — сказала она, вдруг ясно ощутив, как ее вновь охватывает одиночество.
— Поехали со мной. В конце концов, если бы не ты и не твое божественное тело, я бы ничего не создал.
— Коуди, мне нужно работать. И у меня нет денег на поездку в Париж. Кроме того, — обезоруживающе улыбнулась она, — ты же сам сказал, что это только на несколько месяцев.
Коуди кивнул.
— Конечно, это ужасно, но мы ведь выдержим три месяца разлуки? — И она начала раздеваться.
— Сомневаюсь, — отозвался Коуди, помогая ей стянуть с себя рубашку.
— Езжай, — прошептала она. — Вернувшись, ты найдешь меня здесь.
И они поспешно занялись любовью, словно торопясь уверить друг друга, что их взаимная страсть продлится целую вечность.
В начале августа Коуди позвонил ей из Парижа.
— Ты не представляешь, какая замечательная получилась выставка! — с энтузиазмом воскликнул он. — Мы продали четыре полотна из серии «Стыдливая искусительница» и еще кое-что из моих работ.
— Чудесно! — откликнулась Изабель, радуясь его успеху.
— Отзывы положительные, посетители меня очень хвалили, а галерея предложила мне принять участие в весенней выставке. — Изабель ничего не ответила. — У меня здесь прекрасная квартира на Монмартре, и я нашел работу для нас обоих. Тебе здесь понравится. Пожалуйста, приезжай!
— Я не смогу. Эзра настаивает, чтобы я прошла курс у Кларенса Боумена, — быстро сказала она.
— А как же я? — с обидой спросил Коуди. — Почему мои пожелания для тебя менее важны, чем мнение Эзры Эдварда Кларка?
— Эзра заботится о моей карьере, — выпалила Изабель. — Не забудь, что когда тебе представился шанс сделать карьеру, ты им воспользовался не раздумывая.
— Неправда! — возразил он. — Я просил тебя поехать со мной. Я люблю тебя, Изабель. И думал, что ты меня любишь.
— Я тебя люблю, — сказала она. — И очень по тебе скучаю, но, пойми, просто грешно не воспользоваться таким редким случаем.
Пересказывая потом этот разговор Скай, она мучилась сомнениями, правильно ли поступила.
— Если бы ты действительно жить без Коуди не могла, — проговорила Скай, — то не спрашивала бы меня об этом. Ты бы уже летела в Париж.
Изабель кивнула. Всегда трудно выслушивать нелицеприятные вещи.
— Ты знаешь, что Эзра нашел мне работу преподавателя искусств в местной школе?
— Просто Санта-Клаус какой-то, — довольно ухмыльнулась Скай. — Но не думай, что ты исключение. Мне он тоже кое-что подыскал: я буду работать на Джулиана Рихтера.
Изабель захлопала глазами от удивления. Джулиан Рихтер был одним из ведущих дилеров Нью-Йорка. Считалось, что в его галерее можно быстро сделать карьеру.
— И чем ты там будешь заниматься?
— Скорее всего бумажки перебирать. Впрочем, Эзра говорит, что у меня есть чутье.
Изабель до сих пор ни о чем подобном не думала, но теперь она готова была согласиться с тем, что Скай действительно обладает тем самым чутьем, которое так необходимо художественному агенту. За время учебы в лиге она не раз с ходу определяла, что пойдет, что нет и почему.
— Здорово! — обняв подругу, восхитилась Изабель. И тут ей вдруг показалось, что по Скай она будет скучать больше, чем по Коуди.
Глава 12
За шесть лет, с тех пор как Нина уехала из Санта-Фе, она успела окончить Нью-йоркский университет (факультет журналистики), сменить фамилию (став Ниной Дэвис), расстаться с мечтой стать актрисой (что было легче легкого, поскольку таланта у нее не оказалось) и фотомоделью (она была слишком высокой и не очень худой), заставить квартиру старыми вещами, напоминавшими о крушении чьих-то жизненных планов, и, некоторое время отработав секретарем в отделе продаж журнала «Мадемуазель», устроиться в отдел по связям с общественностью одного из ведущих нью-йоркских издательств, «Гартвик-хаус».
Поскольку зарплата там едва превышала минимальную, Нине пришлось искать дополнительные источники дохода. Прежде всего она подрабатывала в «У вас» — компании, которая специализировалась на обслуживании банкетов. Несмотря на то что приходилось трудиться допоздна, в связи с чем на следующее утро появлялись мешки под глазами, эта работа Нине нравилась.