Мы познакомились. Мужчину звали Сэмюэл Уоллес, его жену - Адель. Акцент выдавал в них американцев. Уоллес был худым и стройным, с длинными блестящим волосами, разделенными посередине пробором. Миссис Уоллес была так же молода, как ее муж, и довольно красива, с волосами цвета красного дерева, как мой музоптикон, и широко расставленными выразительными серыми глазами. Мы уселись пить чай.
- Вы исследователь, мистер Арбетнот? - спросил Уоллес. Я был вынужден признать, что он не ошибся. - Фантастический инструмент, который сейчас подняли по лестнице, принадлежит вам? - Видя мои колебания, он продолжил: - Не хотите, можете не отвечать, это ваше право. Но я обязан вас предостеречь: мы с вами, возможно, охотимся за одной и той же дичью. Вы слыхали, что в окрестностях может водиться фантазма?
Признаться, при этих его словах у меня упало сердце.
- Да, из-за этого я сюда и приехал.
- Хорошо, что вы не стали темнить, - сказал он. - Лучше ясно представлять, на каком вы свете, не правда ли? - Он поднял чашку, и я понял, что он собирается предложить тост, словно мы пьем спиртное, а не чай. - Пусть выиграет сильнейший!
С этим трудно было поспорить. Мы чокнулись чашками и выпили. Из кухни появилась миссис Джонс.
- Подать еще чаю? - спросила она. - Может быть, хотите сэндвичей?
У Уоллеса уже горели глаза, меня тоже тянуло испробовать кое-какие посетившие меня идеи и побыстрее начать поиск фантазмы в лесной чаще.
- Есть ли на вашем счету открытия, о которых я мог бы слышать? - спросил я его.
- Это моя первая экспедиция, - был его ответ. Миссис Джонс тем временем принялась убирать со стола. - Надо же когда-то начать. Зато у меня есть довольно любопытные соображения насчет того, где вести поиск.
- А чем займется в ваше отсутствие супруга?
- О, я буду сопровождать мужа, - заверила меня миссис Уоллес.
Я ничего не ответил. Всем известно, что женщинам не хватает упорства и инициативы, без которых нет смысла пускаться в длительные и трудные исследовательские путешествия. У меня прибавилось оптимизма: Уоллес оказался явным новичком и как будто не представвлял для меня угрозы.
Ранним утром мы покинули дом, подкрепившись плотным завтраком, поданным миссис Джонс. В зябких предрассветных сумерках я простился с Уоллесом и его женой и зашагал к лесу, взвалив на спину музоптикон и другие инструменты.
Лес был древним, остатком дремучих лесов, покрывавших некогда почти всю Англию. Стоило мне немного углубиться в чащу, как свет померк, деревья наклонились одно к другому, их ветви переплелись, образуя живой полог. Дубы и ясени, ольха и колючий кустарник плотно обступили меня со всех сторон, старая листва под ногами заглушала шаги. Я остановился, достал компас и двинулся на север.
В лесу было очень тихо: не слышно было ни птиц, ни мелкой живности, скребущейся в земле. Когда настало время снова свериться с компасом, мрак чащобы не позволил разглядеть ни его стрелку, ни медную шкалу на музоптиконе, так что пришлось зажечь шведскую спичку.
Снова забросив за спину музоптикон, я продолжил путь. Пробираясь сквозь заросли, я гадал, как чувствуют себя в таком странном месте Уоллес и его жена, не удручит ли темнота миссис Уоллес и даже ее мужа настолько, что они повернут назад. Все мы были любителями в буквальном смысле слова: пускались в приключения ради любви, а не из-за денег, однако среди членов клуба исследователей выработалась некоторая профессиональная этика, которую Уоллес вроде бы не собирался соблюдать.
Ближе к полудню я почувствовал первые спазмы голода. Достав из кармана часы, я снова чиркнул спичкой, чтобы узнать время, после чего съел хлеб с сыром, полученный в дорогу от миссис Джонс. Немного погодя я рассудил, что пора поворачивать назад. Еще раз проверив показания музоптикона и удостоверившись, что вокруг нет никакой активности, я повернул обратно, на юг, к деревне.
На обратном пути в лесу стало еще темнее. Впечатление это производило самое гнетущее. Я ускорил шаг, но отягощающие меня инструменты не позволяли как следует разогнаться и отчаянно дребезжали, стоило мне попытаться перейти на бег. Мне не терпелось снова очутиться среди людей, я даже предвкушал общество супругов Уоллес. В четыре часа дня я достиг края леса, а вскоре дошагал до деревни и уютного домика миссис Джонс.
К своей досаде, я узнал, что Уоллесы еще не возвращались. Миссис Джонс порхала вокруг меня (насколько способна порхать столь полная особа), помогая снять рюкзак, потом принесла чаю и сэндвичей.
- Вы уверены, что их еще нет дома? - спросил я ее, удерживая на колене тарелку с сэндвичами.
- Я целый день никуда не отлучалась, - ответила миссис Джонс. - Если бы они появились, я бы их увидела.
Напряжение дня начинало сказываться. Утонув в глубоком кресле, я поглядывал на миссис Джонс, зажигающую газовые светильники и разводящую огонь в камине. Оказалось, что ее чайное полотенце - сувенир с "великой выставки" в Хрустальном дворце, состоявшейся тридцать с лишним лет назад, - как видно, с тех пор бедняжка никуда не выезжала. Я побывал, наверное, не в одной сотне гостиных, подобных этой, и привычность картины странно на меня повлияла: я почему-то уверился, что обязательно найду фантазму - если не завтра, то в один из предстоящих дней своего пребывания в деревне; утомление даже навело меня на самоуверенную мысль, будто я знаю, по каким тропам пробираться сквозь чащу.
В следующее мгновение в гостиную вошли мистер и миссис Уоллес; они увлеченно беседовали между собой и смеялись. Миссис Джонс заторопилась в кухню за новой порцией сэндвичей.
- Добрый день, Арбетнот, - приветствовал меня Уоллес и, заметив рядом с креслом мою объемистую поклажу, засмеялся громче. - Боже, Адель, взгляни только на это оснащение! Ну, сэр, вы прямо как Белый Рыцарь из книжки Кэрролла.
- А где Алиса? - подхватила миссис Уоллес.
- Алиса - это ты, дорогая, - сказал Уоллес. - А вот кто я?
Их болтовня действовала мне на нервы.
- Как прошел день в лесу? - осведомился я как можно учтивее.
- Прекрасно, просто прекрасно, - отозвался Уоллес. - Пока что мы ничего не обнаружили, зато уже представляем, где искать. А вы?
- То же самое, - отрезал я.
Они все больше меня раздражали. Для меня, как и для коллег по клубу, исследование было сродни священнодействию. Нас объединяло убеждение, что легкомыслию в нашем деле нет места. К тому же я терялся в догадках, на какие свои блестящие озарения они намекают.