Девид де Ангелис
Исток
Всем Наставникам, Писателям, Художникам и Музыкантам, о которых я думал, когда писал эту книгу. Они тоже вошли в эту «смесь», которая теперь превратилась в «Исток». Их слова, звуки и образы переносили меня в измерения — прочь из пространства, где есть только черный и белый цвета, — где существует и действует иная алхимия, более яркая и живая. Все их дары есть в «Истоке»:::::: в промельке ~ действий ~ вспышке света в сердцевине стремительных, зыбких событий. В этом смысле «Исток» представляет собой совместное творчество — событие — микс мыслей-сэмплов, подобие жизни, в которой все так или иначе взаимосвязано.
Большое спасибо «Creation Books» — за их установку на творчество и эксперимент.
Безмерно большое спасибо Эстер де Ангелис — созидательной силе, преобразовавшей «Исток» своей страстью и вдохновляющими идеями.
Спасибо Нейлу Хендерсону.
Я посвящаю «Исток» Сильвии и Роландо — пусть вы окажетесь в том краю, где мы проходим по тверди, не оставляя следов.
Вкус смерти, он не такой горький, как вкус нескончаемой «жизни». В потоке, что истекает из изумрудною молчания вечности, ты все забудешь и вновь станешь искать иллюзию времени. Тогда-то ты и потеряешь мгновение, растянувшееся в бесконечность, и вновь должен будешь дышать. И если ничто не подымет тебя из земли и не уведет назад к свету, тогда ты воистину будешь спать, как никогда прежде.
1
яркий образ в сознании ~
звук ~
движение……
Шагнув сквозь искрящиеся облака голосов в мелких пятнышках сепии, Сновидец, Сплетающий Сны, помчался, как шелест дыхания, по сверкающему пространству световых мыслеобразов своего сна. Он вышел на поиски Саникслана, Шамана из Сна. Прежде чем перейти границу, он создал себе крепкое сон-тело: наделенное чувствами, ритмическое подобие, воплощавшееся только там, где он прикасался к нему своей мыслью.
Он остановился, чтобы проверить, где он сейчас. И уловил беспокойство энергии, которая удерживала этот сон. Что-то пыталось к нему прикоснуться, извне. Тревожное эхо дрожало вдали. Приказ проснуться. Но он ходил этой дорогой уже столько раз; он не откликнулся на призыв.
Сновидец смотрел вперед, из его глаз сочились поющие тени и сплетались с ветвями деревьев в лесу. Он наблюдал, как из влажной земли выбиваются стебли растений, сочные, крепкие, словно вощеные. Он чувствовал запах векового распада, сладкий, с привкусом гнили дух перезревших плодов; слышал пронзительный свист мушиных крыльев. На мгновение его накрыло волной энергетики смерти и нескончаемого рождения.
А потом появилась песня. Песня струилась среди деревьев. Из хрустящих, рассыпчатых нот складывался женский голос. Сновидец сдвинулся с места, и песня сдвинулась тоже. Песня держалась с ним наравне. Иногда ему удавалось увидеть в просветах среди стволов алый плащ, длинные локоны того же оттенка, что и лунный свет. И хотя он не видел лица этой женщины, сама сила ее присутствия вынуждала его идти следом за ней. Ее песня вилась, как побеги плюща, ее тайна пленяла.
Мелодия наполнила его сознание, которое раскрылось оставить слова, доступные его пониманию.
— Саникслан не сможет дать тебе силу, чтобы ты закончил свою историю, — пела она.
Тело Сновидца дрогнуло под ударом ее слов. Лиловая дрожь потекла по спине снизу вверх. Он попытался сосредоточиться, сбалансировать свое сон-тело, прежде чем ринуться следом за ней сквозь лес.
Он мчался за ней, обхваченный возбуждением и страхом. Ее лицо по-прежнему оставалось сокрытым в зыбких красках размытого леса.
Игривый смех плыл сквозь листву.
— Я отослала Шамана прочь: обрести знание.
— Какое знание… кто ты такая, чтобы приказывать Сон-Шаману? — спросил Сновидец.
В ноздри внезапно ударил запах истлевшей смерти.
Она сбавила шаг.
— Да, у него больше нет времени на истории, — пропела она. — Ты уже начал осмысливать этот сон, и скоро поймешь, что сияние, к которому ты так стремишься, сотворено из того, что отсутствует у Саникслана. Но ты все равно будешь скорбеть о его уходе.
Сновидец бежал, силясь догнать ее, но не приблизился ни на шаг. Кто она? Что заключает в себе? Ему нужно к ней прикоснуться! Все остальное вдруг сделалось второстепенным, когда кипящее молоко жизни обожгло его вены, сотканные из сна. Колючие ветки хлестали его по лицу. Споры растений слепили глаза и разъедали горло. Он должен догнать ее! Должен!