Девушка подошла к окну.
— Посмотри, сколько народу. Чего они ждут? С каждым днем их все больше и больше. Посмотри на этих людей. Они ждут тебя. Чтобы прикоснуться к тебе, когда ты будешь уходить. — Она рассмеялась. — Декен Нес-Антимон, посмотри на них.
— Отойди от окна. Это всего лишь люди, почти такие же, как я. Они не видят снов, да. Но они верят, и иногда я завидую их слепой вере.
Он взял со стола реторту для слов и поднял ее к свету.
— Мне надо идти. Ты поймешь. Должна понять. Я не могу больше плыть по течению!
— Я понимаю, — сказала она с грустью. — Я все понимаю. Это ты слепой, а не они. Все ищешь какую-то неуловимую истину. Но это опасно. Я чувствую, что опасно. Ты не хочешь рассказывать свои истории и не даешь никаких вразумительных объяснений. Людям это не нравится. Неужели ты не понимаешь, Декен? Твои истории и истории других сновидцев — это их сны. Наши сны. Твои слова — для нас это единственный способ заглянуть в иную реальность, увидеть себя такими, какими мы, может быть, станем. Пусть еще очень не скоро, но все же… Ты даешь нам надежду, что когда-нибудь мы разгадаем загадку жизни.
— Ты говоришь о загадке жизни, но ты посмотри на творения Сказителей. Это все маскарад. Банальное развлекательное мероприятие, которое мы выдаем за великую мудрость.
Но она не сдавалась:
— Понимаешь, мы есть, но нас как бы и нет. В твоих историях мы ищем свой подлинный образ, свое потерянное «я». Мы отрезаны от мира снов и пытаемся собрать себя по крупицам. Себя, какими мы были бы в сновидениях. Твои истории дают нам возможность соприкоснуться с потерянным волшебством, которым когда-то владели все люди. И может быть, через эти соприкосновения мы все-таки исцелимся.
Она добавила, глядя в сторону:
— Ты не можешь уйти. Тебе никто не позволит уйти и тем самым подвернуть риску всю работу Сказителей. Слишком многое поставлено на карту.
— Меня никто не остановит, — сказал он.
Она упорно смотрела в пол.
Он подошел к ней вплотную.
— Я не знаю, что со мной происходит, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Сказители считают, что я опасен, но ты уж сама решай, кто я: Демон или Целитель.
Он наклонился и поцеловал ее в шею.
Она закрыла глаза и прошептала:
— Демон.
Он хотел отстраниться, но она обхватила его обеими руками и притянула к себе.
— Целитель, — быстро проговорила она. — На этот раз…
Она все же его отпустила, уже потом. И сказала, не открывая глаз:
— Ты уйдешь, мой Сновидец. Тебя уже нет.
— Меня нет, — сказал он…
3
Идеальный Круг, словно вытравленный в темноте, — обугленная земля в давно позабытом краю. Внутри Круга действует странная, пограничная геометрия, где материальные вещи не подчиняются законам материи. Из центра расходятся линии, похожие на разломы. Неразборчивые письмена — как проекции воплей ударного хаоса. Таинственные знаки — тревожные, излучающие неведомую опасность — искрятся под тусклым солнцем, зависшим у самого горизонта.
Сновидец, Сплетающий Сны, встал на самой границе Круга, борясь с искушением посмотреть вниз и потеряться в его запредельных узорах. Его поиски близились к завершению. Собственно, поиск уже завершен. Но здесь, на этой границе, было что-то такое… не поддающееся осмыслению… что-то, что остановило его перед самым последним, решительным шагом.
Стало быть, это правда, сказал он себе, стало быть, это правда.
Он чувствовал, что за ним наблюдают какие-то скрытые силы. Чьи-то невидимые руки хватали его за одежду. Ему было страшно, по-настоящему страшно. Страх шелестел в каждой клеточке тела. Если поддаться манящему зову Круга, ты уже навсегда будешь потерян для мира, которому так отчаянно необходимы твои истории. В это мгновение весь мир, казалось, прильнул к нему. Как будто мир его любит и не хочет отпускать.
Но его не легко обмануть. Потому что он знает.
Он жил в странном и сложном мире. В мире без сновидений.
Поначалу почти никто и не заметил, что снов не стало. Никто, кроме людей с хорошо развитой интуицией, шаманов и мудрецов, искушенных в искусстве провидения. А потом дети по всему миру перестали играть в игры, то есть взаимодействовать с реальностью тем способом, который способствовал эволюции со стародавних времен, когда мы еще только учились кодировать наше сознание — и вот тогда люди задумались.