— Нет.
— В таком случае сейчас самый удачный момент... Весь флот ушёл на Крит воевать пиратов. Армия со дня на день выступит в Малую Азию против моего повелителя Карвея. Столица будет вовсе беззащитна.
— Хорошая новость, — согласился Аскольд. — Ты своевременно подтвердил то, что мне было известно от других людей, и в этом я вижу добрый знак.
— Тебе было известно о походе в Малую Азию? — изумился Вардван. — О, везирь!.. А я летел к тебе, желая обрадовать такой вестью...
— Не зная броду, не суйся в воду, — сказал Аскольд. — Можно ли выступать в поход, не располагая надёжными сведениями о намерениях врага?..
— А я так спешил в Киев... Хотя мой навклир до сих пор убеждён, что мы направлялись в Херсонес за целебными снадобьями для богатого пациента.
— Советую тебе вместе с твоими людьми переждать какое-то время здесь, на острове. В Корсуни сейчас греки отбиваются от хазар. Вчера гонец оттуда прибыл, он своими глазами видел, как хазары обложили Корсунь со всех сторон.
— А ты, везирь?
— Завтра утром моё войско выступает на Царь-город. Так что и туда тебе спешить не следует.
— Да, пожалуй.
Увидав, что Вардван пребывает в растерянности, Аскольд подарил ему золотую гривну, украшенную всё тем же княжеским двузубцем.
— Сейчас тебя проводят к твоим людям. Уж не обессудь, что придётся тебе потерпеть неволю несколько дней, — сказал Аскольд. — Прощай, врачеватель. Надеюсь, мы ещё свидимся, тогда и потолкуем без спешки. А сейчас, извини, недосуг...
Под величавое пение псалмов на берегу Босфора собиралось огромное воинство. Между рядами отчаянновеселых стратиотов расхаживали важные священнослужители, окуривали воинов ладаном, кропили святой водой и осеняли крестным знамением доблестных защитников святой и единственно истинной православной веры, одновременно призывая страшные проклятия на головы еретиков-павликиан и богопротивных почитателей Магомета, являющихся главнейшими противниками божественной Истины.
Весело трепетали на ветру боевые узкие стяги, тяжело колыхались дорогие хоругви.
Покачивались у берега на лёгкой волне вместительные суда, переправлявшие через пролив сорокатысячную армию, сновали через Босфор и лёгкие хеландии, на которых перевозили снаряжение, припасы и фураж.
На берегу толпились обыватели в таком небывалом количестве, что Василию показалось, будто все жители Константинополя, все шестьсот с лишним тысяч человек, от мала до велика, оставили свои занятия и вышли проводить на святой подвит христолюбивое воинство.
Собирая мужа в военный поход, Евдокия приобрела изящную амуницию, соответствующую его придворной должности: тонкие поножи из слоновой кости, отделанные золотом, вызолоченный шлем и короткий меч, сработанный руками знаменитого на всю империю оружейных дел мастера Никифора.
В последний час, перед тем как в составе личной свиты его величества переправиться через Босфор, Василий прискакал на тихую тенистую улочку, чтобы проститься с Феофилактом.
Отставной протоспафарий Феофилакт принял Василия в своей обширной библиофике.
— Ты совершил верный выбор, — сказал Феофилакт, любуясь бывшим конюхом, которому была весьма к лицу военная амуниция. — Когда отечеству нелегко, всякий честный человек должен делить с государством его тяготы и заботы... Спокойная совесть, душевное равновесие, сознание исполненного долга перед Отечеством... Что может быть выше для человека?
— Надеюсь, что этот поход будет знаменательным и войдёт в историю, — важно произнёс Василий. — Разгромив Карвея, мы сможем навсегда избавить Ромейскую империю от постоянной угрозы с востока.
— Ах, если бы сбывались все наши чаяния!.. Твоими бы устами да мёд пить, — горько усмехнулся Феофилакт. — А меня, к великому моему сожалению, все последние месяцы неотступно преследуют самые дурные предчувствия... Собственно, из-за них я и не смог до сих пор оставить Город.
— Полагаю, что твои опасения сильно преувеличены, — покровительственно изрёк Василий. — Империя сейчас сильна, как никогда прежде. Народ любит молодого императора, армия прислушивается к каждому его слову.
— У меня нет никаких доказательств... Я ощущаю себя беспомощным. Поневоле приходит на ум сравнение с Кассандрой, которая провидела будущее, однако ей никто не верил и к её предсказаниям никто не прислушивался.