Бывает, сами родители не пускают детей в школу. Их можно понять. Условия труда известно какие: палящий зной, пестициды и дефолианты на всем, к чему прикасаются ребячьи руки, питание всухомятку да впроголодь — такого и взрослый не выдюжит, а неокрепшему организму как избежать дистрофии, малокровия, рахита, желтухи? Да пропади они пропадом, и ваш хлопок, и ваша школа, — здоровье ребенка дороже.
Чуть не бытовым явлением стали жизненные трагедии. Об одной из них рассказал мне мой друг, известный в Узбекистане журналист Мурад Абдуллаев. Человек въедливый, он с добросовестностью патологоанатома исследовал случай самосожжения — в колхозе имени Энгельса покончила счеты с жизнью двадцатидвухлетняя Гульчахра Кучманова. В пятнадцать лет, как ее сестры и братья, Гульчахра бросила школу и с той поры мало чего повидала на свете, кроме хлопкового поля. Семь лет, как все, подчинялась простому режиму: девушки и бездетные женщины должны трудиться с шести утра до восьми вечера, женщины, имеющие детей, — на два часа меньше. Книги, развлечения, кино — все это осталось в другой, школьной жизни. Хотя и там был хлопок, но детство беззаботно.
В тот день к концу работы в поле прибыл нарочный с приказом из райкома: сто человек от колхоза, десять от бригады — на окучивание в Каршинскую степь. «Ты, ты, ты… — отсчитал бригадир, — завтра быть готовыми». Что там за рай земной, девушка знала не по бессмертным творениям Рашидова и не по балетам: две недели в условиях вахтового метода не шутка, а домой привезешь хорошо если четвертную. Она бы и тут не отказалась, да замучила аллергия от проклятой химии. Словом, утром не поехала Гульчахра с подружками, а вышла в поле как обычно. Учетчик прогнал ее — посмела, мол, ослушаться бригадира. Не допустили ее к работе и после, когда подружки вернулись с вахты. А дома, сами понимаете, лишний рот не подарок.
Потом прокурор выяснит, в чем было нарушено трудовое законодательство, кто из начальства превысил власть. Порок будет наказан, но торжествует ли добродетель? В одном Узбекистане в одном 1987 году было больше ста случаев самосожжения. Причины разные. Я вообще думаю, что нормальный человек на самоубийство не способен, однако есть ведь от чего свихнуться.
Когда труд не кормит, когда человек низведен до функции говорящего орудия производства, объективно необходим хорошо организованный аппарат принуждения, построенный по иерархическому принципу: каждое его звено отвечает только перед вышестоящим, получая свободу действий в отношении нижестоящего. Иначе система действовать не способна. Она предъявляет к аппаратчикам определенные требования: это должны быть люди решительные до беспощадности, дисциплинированные — команду надо исполнить любой ценой, методы исполнения не имеют значения. Аппарат отвергает, выталкивает из своей структуры всякого, кто руководствуется иными соображениями — скажем, писаным законом, нравственными нормами.
Но то, что мы изобразили, есть портрет мафии — замкнутой преступной организации. Сегодня достаточно известно, что мафиозные формирования действовали в Средней Азии целыми десятилетиями под покровительством столичных чинов. Если судить по заграничным образцам, непременный признак мафии — тайная связь с властями: преступный синдикат нанимает разложившихся чиновников, не смыкаясь, однако, с официальным административным аппаратом. Напротив, мафия противостоит госаппарату как единому целому. Во всяком случае, крестные отцы государственных постов не занимают, у них в подчинении своя организация.
Недавно в нашей печати появились нашумевшие публикации, из которых видно, что и у нас дело обстоит примерно так же. Время уголовников-кустарей прошло, преступный мир создает свои синдикаты. Кланами, утверждает известный криминалист А. И. Гуров, руководят или бывшие спортсмены, или профессиональные рецидивисты, или незаметные, серенькие хозяйственники, или, скажем, официант пиццерии. Но у него и охрана, и разведка, и своя система контроля над территорией. Видный государственный деятель никогда не является крестным отцом мафии. Чиновные преступники, например Чурбанов, имели вес только в своем кругу, среди своих подчиненных. Руководители кланов не считали их равными себе, а так, шестерками.