Выбрать главу

Собственно, закон об акциях у нас принят. Он мог бы стать полезным вдвойне. Когда на руках у населения груда пустых денег, сразу нашлись охотники вложить их в ценные бумаги — это выгоднее, чем хранить сбережения на книжке. С потребительского рынка отвлекались лишние деньги, что способствовало оздоровлению экономики. Таков ближайший выигрыш. Брезжил и дальний: начиналась перестройка отношений собственности в самом мощном секторе экономики — на государственных предприятиях. Однако другая оздоровительная мера испортила всю обедню. Как только государство взяло под свирепый контроль соотношение между ростом производительности труда и зарплаты, первые акционеры стали сдавать ценные бумаги обратно — с учетом дивидендов зарплата повышается быстрее, нежели производительность труда, и выплаты по акциям пришлось заморозить. Пользы от контроля за ложным соотношением все равно нет, и вред перестройке, как видите, налицо. Опять отступление реформаторов и опять с направления главного удара.

8

Лишь на поверхностный взгляд я далеко уклонился от начатого разговора о талонах на сахар и мыло. Переход к рационированию, к карточкам направляет развитие производственных отношений в сторону, обратную перестройке. Собственности на средства производства работник у нас не имеет шесть десятилетий и потому не больно-то по ней и тоскует — давно забыто, что это за штука. Постепенно мы привыкли к тому, что и продукт труда принадлежит не его создателю, а чиновнику, который делит его по своему усмотрению. С вводом карточек на ширпотреб отчуждение человека от собственности становится тотальным, достигает своего логического завершения: теперь уж и зарплата, личный доход лишь номинально принадлежат частному лицу — деньги обретают силу только после того, как чиновник разрешил тебе купить отмеренный им кусок колбасы, рубаху или телевизор. Возникает экономика принципиально нетоварная, в том даже буквальном смысле, что в магазинах нет товаров, есть пайки.

Тут полезно поставить классический вопрос: кому выгодно? Нас убеждают: вам, потребителям. Зачем, мол, тебе стоять в очередях или переплачивать — по дешевке получи, что положено, по талончику и топай за следующим. Но еще выгоднее система распределения тем, кто приставлен делить блага. Уж себя-то они не обидят. Скажем, дележка мяса из общесоюзного фонда — мероприятие первостепенной государственной важности, за этим делом особый контроль. Но почему при такой нехватке продукта в Москве он почти всегда в продаже? Что, перед иностранцами пофорсить охота? А то они не знают истинного положения в стране. Все проще: в столице живут самые важные чиновники, и для себя, для своего окружения они расстарались. К тому же, будем откровенны, недовольство москвичей, появись такое, хлопотнее для власти, нежели ворчание бывших чухломских мясоедов. Где следующие по значению чиновники? В столицах республик. Тем столицам тоже перепало при дележке мясного фонда. Следующие? В областных центрах. И там еда есть, хоть и по скудной норме. Вот соответствующая статистика: по государственным ценам покупают мясо в Москве 97 процентов жителей, в столицах союзных республик — 79, в областных центрах — 36 процентов. Однако по закрайкам-то еще целая несытая страна, она платит за килограмм мяса где пятерку, а где и десятку.

Учтем далее, что зарплата в городах выше. В среднем по стране бедные платят за кило мяса 4 рубля 20 копеек, богатые (с месячным доходом на члена семьи 150 рублей и больше) — 2 рубля 90 копеек. Дотация казны к госцене в расчете на килограмм мяса — около трех рублей. Это как бы премия тем, кто сподобился жить в благополучных городах. Низкооплачиваемые покупают по 15–20 кило в год, стало быть, их премия — 45–60 рублей. Богатые приобретают в среднем по сто кило на душу, экономя в год уже триста рублей. Вспоминаю давнюю встречу с академиком Лаврентьевым. Михаил Алексеевич с юмором рассказал, как его гость, английский ученый, удивлялся нашим порядкам: «Первый раз вижу страну, где существует вспомоществование богатым». Такова социальная справедливость в системе распределения.