Но успехи 50-х годов, глубоко не проанализированные, породили представление, будто грядущее безоблачно, высокие скорости развития гарантированы. В этой атмосфере появились поспешные, основательно не подкрепленные лозунги: «Догнать и перегнать США к 1980 г.!», «Нынешнее поколение будет жить при коммунизме!» Однако уже к концу десятилетия темпы роста стали падать. Этот процесс продолжался до 1983 г. Обычно появление негативных тенденций в экономике датируют серединой 70-х годов. По нашим оценкам, это произошло полутора десятилетиями раньше. Определить точную дату полезно не только ради исторической правды. Установить начало спада принципиально важно еще и вот для чего. Многие исследователи считают особо успешным период 1966–1970 гг. — пятилетку экономической реформы, ставившей целью расширить самостоятельность предприятий, ввести полный хозрасчет. Официальные данные демонстрируют ускорение темпов, резкое повышение эффективности. Если это так, то вывод очевиден: надо повторить реформу — результат не замедлит сказаться.
Беда, однако, в том, что в ту пору не было ни ускорения, ни эффективности. По нашим расчетам, ключевые показатели ухудшились тогда даже сравнительно с первой половиной 60-х, не говоря уже о 50-х годах. Национальный доход увеличился на 22 % против 24 за предреформенное пятилетие, производительность труда — на 17 % против 19 и т. д. Хуже стали использоваться основные производственные фонды, возросла материалоемкость. Особенно быстро ухудшались показатели в машиностроении, а ведь ситуация в этой ключевой отрасли предопределяет успех или неудачу следующей пятилетки.
Отлично понимаем, что эти расчеты дают противникам радикальных реформ козырь в руки: мол, попробовали и обожглись. Но истина должна быть установлена независимо от того, как ее можно использовать. Во всяком случае, мы не намерены уподобляться нашим оппонентам, которые готовы принять на веру любую цифру, лишь бы она подтверждала их идеи о переменах в хозяйственном механизме.
По глубочайшему нашему убеждению, удачи и быть не могло, поскольку реформа проводилась непоследовательно. Не была счастливой уже сама мысль расширять права предприятий и одновременно воссоздавать взамен совнархозов министерства как органы для чисто административного, приказного управления производством.
Более того, в самом пореформенном механизме таился один опасный ген. Оптовые цены на продукцию по-прежнему устанавливались в директивном порядке. Между тем предприятия стали работать от прибыли. А ее можно получить как за счет снижения себестоимости, так и путем завышения цен. Добавочный стимул к такому завышению сработал безотказно: неучтенный скрытый рост оптовых цен, к примеру, на продукцию машиностроения достиг в пореформенной пятилетке 33 против 18 % в предшествующем пятилетии. (Вот, кстати, откуда взялись красивые показатели эффекта реформы.) Никакой контроль сверху не помогал, а единственно всемогущий контролер — его величество покупатель был напрочь устранен от установления цен. В итоге реформа скорее разладила старый хозяйственный механизм, чем создала новый.
С товарно-денежными отношениями, с законом стоимости шутки плохи. Не тот экономист является товарником, кто признает деньги, платный кредит, самоокупаемость. Эти слова теперь все уважают. Товарник тот, кто настаивает на определении оптовой цены с учетом голоса покупателя, кто почитает закон стоимости в полном объеме, а не усеченным, преобразованным или еще как-то выхолощенным.
Вряд ли вам доводилось слышать такое рассуждение: «Не тот нынче стал закон всемирного тяготения, ох не тот. В ньютоновские-то времена… Ну, бывало, и созорничает по молодости лет — яблоком или чем покрепче приласкает по голове, не без того. Но ведь планетами управлял! Теперь куда ему до прежнего — постарел, одряхлел». Все понимают — шутка. Но закон стоимости тоже объективен, от нашей воли независим. К нему можно лишь подладиться, но отнюдь не преобразовать или свести на положение углового жильца. Опыт 60-х годов отменно продемонстрировал, чем опасны такие упражнения.
Экономические процессы, раз начавшись, приобретают инерцию движения. В 60-е годы темпы роста падали, но оставались еще довольно высокими: за все десятилетие национальный доход прирос на 17, в 10-й — на 5 %, а в первые годы 11-й произошло уже абсолютное его падение, и только памятные всем нам энергичные меры несколько выправили положение: в целом за минувшее пятилетие прибавка Дохода составила 3 %, что меньше прироста населения.