— Ответы? — переспросила Зей.
— Я еще не знаю, удастся ли мне их сформулировать. Речь идет о том, что делает нас людьми. Ответы эти имеют самую непосредственную связь с общностями, легендами, инструментами, с нашими с тобой отношениями, Дит.
— Я очень надеюсь, что мы с тобой — люди, — Дит подтрунивала над ним, но и ждала продолжения.
— Мы прожили вместе все эти годы, и мы образовывали общность… с нашими детьми, пока они не уехали, потом вдвоем. Но все это свойственно и животным.
— Только иногда, — поправила его Дит.
— Я имею в виду стадных животных, или первобытные племена, или любую общность, объединенную только ритуалами или текущим моментом. У нас есть свои обычаи, свои привычки. Язык слов и жестов, танцы — все то, что свойственно стае гусей или пчелиному улью.
— Примитив.
— Да, совершенно верно. Это общность, которая умирает с каждым поколением. Когда мы умрем, Дит.
Уйдет и она. Другие люди будут жениться, но никто из них не будет знать наших танцев и песен, нашего языка и…
— Наши дети будут.
— Нет, и в этом все дело. Они знают нас, они даже думают, что знают нас, но они никогда не были частью нашей с тобой общности. Никто не был. И не мог быть.
Вот почему, когда я подумал, что ты покидаешь меня…
— Ты подумал, что я…
— Помолчи, Дит, — одернула ее Зей. — Дай человеку выговориться.
— Когда я подумал, что ты покидаешь меня, я почувствовал, что внутри у меня все умерло, что я потерял все, потому что, если бы вышла из нашей общности, в ней ничего бы не осталось. Ты понимаешь?
— Я не вижу, какое отношение имеет все это к истокам человечества, Лейел. Я только знаю, что никогда не покинула бы тебя, и я не могу поверить, что ты подумал, будто…
— Не отвлекай его, Дит.
— Это дети. Все дети. Они играют в "Ты возьми ракету", потом вырастают и перестают играть, так что конкретная общность из пяти или шести детей перестает существовать… но другие дети продолжают водить хоровод. Распевать этот стишок. Десять тысяч лет!
— И то превращает нас в человечество? Детские песенки?
— Они — часть одной общности! Связи, протянувшиеся через межзвездные пространства, сохраняются, каким-то образом эти люди остаются теми же детьми.
Десять тысяч лет, десять тысяч миров, квинтиллионы детей, и все они знают стишок, знают, как водить хоровод. Сказка и ритуал — они не умирают с племенем, их не останавливает граница. Дети, которые никогда не видели друг друга, которые живут так далеко, что свет от одной звезды еще не достиг другой, они принадлежат одной общности. Мы — человечество, потому что покорили время и пространство. Мы преодолели барьер неведения друг о друге. Мы нашли способ передачи моих воспоминаний тебе, а твоих — мне.
— Но ты уже отверг эти идеи, Лейел. Язык и общность, и…
— Нет! Нет, не просто язык, не просто стада болтающих шимпанзе. Сказки, эпические легенды — вот что определяет общность, мифы, которые учат нас, как устроен мир, которым мы пользуемся, создавая друг друга. Мы стали другими, мы стали людьми, потому что нашли способ продлить создание плода и после того, как он покинул матку, сумели дать каждому ребенку десять тысяч родителей, которых он никогда не увидит.
Тут Лейел замолчал. У него не находилось нужных слов. Он не мог передать все то, что открылось его сознанию. Если они его не поняли, то не поймут никогда.
— Да, — медленно кивнула Зей, — думаю, что индексация вопросника очень хорошая идея.
Лейел вздохнул, лег.
— Мне не следовало браться за это.
— Наоборот, вам удалось найти ответ.
Дит покачала головой. Лейел знал почему: Дит пыталась просигнализировать Зей, что нет смысла успокаивать Лейела ложной похвалой.
— Не затыкай мне рот, Дит. Я знаю, что говорю.
Возможно, я знакома с Лейелом не так близко, как ты, но могу отличить истину, когда она открывается мне.
Между прочим, я думаю, Гэри интуитивно это знал.
Вот почему он так настаивал на установке этих голографических экранов, заставляя жителей Терминуса раз в несколько лет слушать его проповеди. Тем самым он продолжал создавать их, оставался живым среди них. Убеждал, что их жизнь имеет высшую цель, которая не исчезает вместе с ними. Миф и эпическая легенда в одном флаконе. Все они будут нести в себе частичку Гэри Селдона точно так же, как дети уносят с собой в могилу частичку своих родителей.
Поначалу Лейел услышал лишь одно: Гэри одобрил бы его идеи об истоках человечества. Потом он начал осознавать, что слова Зей нельзя воспринимать всего лишь как одобрение.