— Поверь мне: не будет ни несуразности, ни калейдоскопа. И есть на свете весьма приличные и воспитанные амебы. Да и микробы тоже — знаешь, иногда кажущееся на первый взгляд зло несет несомненное добро. Так часто бывает.
— Ты мне чем-то понравилась, белая смешная ворона-путешественница, несущая добро, — тихо сказал хорек Василий. — Передавай привет всем своим пушистым собратьям. Вот только я никогда не думал, что белые вороны летают стаей. Наверное, это справедливо и где-то, по самому большому счету, даже и правильно. Одной белой вороне везде сложно жить. Я тебе хочу подарить несколько строчек собственного сочинения, которые только что пришли мне в голову. Знаешь, есть у меня такая несусветная слабость — я иногда пишу стихи. Они приходят сами по себе, и настойчиво просятся наружу — ты не поверишь, но так у меня бывает. В этом стихе немного про тебя, твоих пушистых подруг, немного про диковинный и далекий город Париж. Есть такой в далекой от нас Европе. Знаешь, он мне снился много раз, хотя я и не был там никогда. Вот бы и мне туда попасть когда-нибудь! Ну да ладно, дело будущего. Это меня занесло по волнам нечаянных мечтаний, но вот только если тебе мое стихотворение понравится, можешь взять эти строчки с собой, мне совсем не жалко, послушай.
Василий задумался на минуту-другую, как бы подчеркивая необычную важность момента. Ему показалось, что установилась редкая тишина и он даже слышит, как снежинки, замысловато кружась и танцуя вокруг него и белоснежной вороны, медленно ложатся на землю и засыпают. Снежинки падали и падали, напоминая собою убегающие минуты, медленно, но неизбежно превращающиеся в прошлое…
А может быть, хорек Василий просто долго собирался с рифмами и мыслями. У поэтов так бывает.
Но вот он наконец выпрямился и, словно задумавшись о чем-то необычайно важном, таинственном и нездешнем, медленно и величественно прочитал несколько незамысловатых строчек из своего очередного вирша:
Говорят, весной в Париже
На бульварах опьяняет аромат.
Отряхнувшись от зимы, сняв лыжи,
Всякий пень весне французской рад.
Окунаясь в впечатлений море,
Стаи белых северных ворон
Ходят-бродят и, возможно, вскоре
Приземлятся в чей-то странный сон.
Постоят. Попьют вина из рога.
И умчатся хладный край стеречь.
Нелегка их дальняя дорога…
Не прощаемся, лишь говорю: до встреч!
— Хорошие строчки, даже и не ожидала совсем такого чуда. Не писали мне еще стихов. Беру их с собой в дорогу, — проговорила белая ворона и помахала Василию крылом. — Не грусти, Василий…
— Послушай, белая ворона повышенной пушистости. А что тебе, между нами откровенно говоря, на одном месте совсем не сидится? Не живешь спокойно в своей собственной сказке, а все летаешь по разным городам и странам, даже в сны диковинные залетаешь.
— Не знаю. Наверное, такая судьба — странствовать по свету и дарить добро.
— А на одном месте дарить добро не получается?
— На одном месте… Вот ведь ты смешной какой! Мир велик, а жизнь всегда конечна, даже в сказочных местах. Хочется увидеть побольше интересного. А ты, Василий, тоже ищи себя, не сиди в мечтаниях своих на одном месте. Это непросто — найти себя в вечно изменяющемся мире. Вот только кажется, что нашел свое, — ан нет, это становится миражем…
Василий не знал, что ей ответить, он же был совсем другой. В силу своей неимоверной природной лени и общей философской мечтательности, любил хорек спокойствие медленнотекущей и в меру сказочной лесной жизни. Не гонялся он за быстрокрылыми сумрачными миражами. Не любил он летать по разным странам, а нравился ему Дальний Лес и его уютная норка. И совсем был не прочь он посидеть на одном месте, если это место теплое и удобное.
Ворона сделала большой круг над головой Василия, и полетела вдаль. Хорек зачарованно смотрел за ее полетом, а белая ворона поднималась все выше и выше и скоро совсем скрылась за горизонтом.
Ведьма, меж тем, была тут как тут. Она любила залетать в чужие сны и переворачивать там все вверх дном. Ей было хорошо с Василием, и она никуда улетать не собиралась. Расчесав серебряные волосы, она продолжала радовать бессчетный легион снеговиков и стаю ворон своим сказочным полетом и выкрутасами высшего пилотажа, назло законам земного притяжения. Было в этом полете что-то завораживающее и абсолютно нереальное. Но вот, сделав очередной затяжной кульбит, она не рассчитала траектории, и, зацепившись юбкой за сучок дерева, на мгновение повисла в воздухе рядом с Василием. Он снова увидел вблизи ее вращающиеся в разные стороны глаза, в которых разглядел изрядное природное лукавство. Вместе с тем, глаза, оказавшиеся точно напротив пуговки его носа, показались ему в этот момент немного испуганными. Но через мгновение все объяснилось весьма прозаично: ведьма грохнулась в снег рядом с удивленным хорьком Василием.