Мне приходится остановиться. Я упираюсь в старый автобус. Он стоит напротив остановки, загораживая движение. Все люди из него вышли. «Этому динозавру пора было умереть в прошлом веке», — думаю я, понимая, что объехать не получится.
— Что случилось? — спрашиваю у ланкийца, выходящего из толпы к своему байку.
— Авария, — говорит он с азиатским акцентом.
— Кто-то пострадал?
— Двое белых.
Паника. Я вглядываюсь вперед, застыв на месте. Ничего не видно сквозь толпу. Я нагибаюсь, смотрю сквозь ноги зевак и вижу татуированные руки Глеба. «Хоть бы они были живы», — думаю я, расталкивая людей. Пробираясь к эпицентру, вижу перевернутый мопед. Глеб растерянно стоит над лежащей на траве Верой. Она бьется в конвульсиях. Ее руки и ноги покрыты кровью и грязью. Глеб вроде цел.
— Ты как? — спрашиваю его.
— Я в норме.
— Дайте воды! — кричу я толпе, и женщина протягивает мне бутылку.
Я сажусь на колени возле Веры. Ее глаза направлены на меня, но смотрят как будто сквозь. Толпа гудит, нагнетая и без того шоковое состояние. Веру трясет.
— Попей, — говорю я, протягивая воду и глядя в ее глаза, окутанные паникой. — Все в порядке. Слышишь?
— Пальчик, — кричит она мне, немного приходя в себя. — Очень больно. Что с ним?
Я смотрю на ее ноги и вижу, как с правой на коже свисает почти оторванный большой палец.
— Все в порядке, — вру я ей.
Гудит сирена, на обочину съезжает старая машина скорой помощи. Выбегают врачи.
— Можешь поехать с ней? — спрашивает Глеб, растерянно глядя на меня.
Я бью его кулаком в лицо.
— Быстро взял ее на руки и отнес в скорую!
— А кто присмотрит за мопедами? — спрашивает он. — В прокате остался мой паспорт.
Я замахиваюсь еще раз, но Глеб подчиняется. Он на руках заносит Веру в машину, и они уезжают. Я остаюсь на месте и ссорюсь с подоспевшей полицией. Они забирают разбитый мопед на штрафстоянку, а я, прождав два часа на солнцепеке, уезжаю в отель. Спустя час Глеб заносит Веру в номер на руках. На нем ни царапины — она вся в бинтах.
— У меня больше нет пальца, — рыдает она, увидев меня. — Я теперь калека, — показывает она перебинтованную ногу.
— Прости меня, — говорит Глеб с полным сострадания лицом. — Этот автобус слишком резко остановился.
До конца отдыха я путешествую один. Глеб ухаживает за Верой, нося ее к океану и на перевязки.
Я езжу на чайные плантации, в слоновий питомник, любуюсь водопадами и горными изгибами на пике Адама.
Глеб и Вера все это время не покидают отель. Вернувшись на родину, они продолжают жить вместе. На очередной вечеринке я вижу их обнимающимися и счастливыми. Если бы я не знал их отношения изнутри, они показались бы мне вполне влюбленной парой.
***
Адам закрывает книгу.
— Я вернусь через неделю, — говорит он, кладя ладонь на руку старика, покрытую татуировками.
Глава 4
Через неделю Адам идет в больницу ускоренным шагом. Дверь палаты № 34 в этот раз заперта. Он еще раз дергает ручку, но та не поддается. С озадаченным лицом мальчик бежит к кабинету главного врача. Эта дверь также заперта.
Он не знает, куда идти, и очень радуется, увидев знакомую медсестру.
— О! Наш маленький целитель, — улыбается она, и на ее пухлых щеках видны ямочки.
— Его дверь заперта, — испуганно произносит мальчик, уклоняясь от руки медсестры, которая пытается погладить его по рыжим волосам.
— После твоего последнего прихода он очнулся на несколько минут.
— Он что-то говорил?
— Нет, только смотрел в окно.
— Где он сейчас?
— Его перевели в другую палату. Там окно гораздо больше, но, похоже, лечит его вовсе не солнечный свет. В твое отсутствие он снова погрузился в сон.
— К нему можно?
— Конечно, он ждет тебя всю неделю. Я проведу.
Адам заходит в палату № 39. Она нравится ему меньше, чем предыдущая. Окон здесь больше — они занимают половину комнаты, но прошлая палата казалась ему более уютной. Да и под окном здесь только асфальт.