Через два часа они поднимаются в бар. Жены уезжают домой, к детям, а мужчины продолжают погружение в беспамятство. Через три часа Глеб лишается адекватности. Матвей заводит его в уборную и умывает, пытаясь привести в чувство.
Пьяный Глеб шарит по карманам и достает пакетик с белым порошком.
— Давай, — говорит он почти нечленораздельно.
— Я не буду, — отвечает Матвей.
— Давай, я сказал.
Матвей заходит в кабинку и чертит на стеклянной полочке две жирных дороги, дробя их своей золотой картой. Потом скручивает сто долларов и, выходя, протягивает их Глебу. Тот исчезает за дверью кабинки, и Матвей слышит его глубокие вдохи носом. Выходит Глеб, держась за нос и вытирая раздраженные глаза.
— Ухх, — говорит он. — Как новенький. Ты будешь?
— Ты же знаешь, как я к этому отношусь.
— Очень зря. Товар чище, чем щелка девственницы.
Они возвращаются в бар. По одному и парами слетаются мотыльки и вороны, олицетворяющие высшее общество. Глеб здоровается с ресторатором, которому принадлежит это самое популярное среди местных кошельков место; целует в щеку певицу, возглавляющую песенные топ-чарты; обнимает мужчину, прикарманившего весь рынок металла в стране. Глеб представляет всем брата, и тот отвечает взаимностью на фальшивые улыбки.
Бармен наливает в два стакана островной виски. Ди-джей ставит «Feels» Кельвина Харриса, которая оказывается любимой песней Глеба. Он танцует, поднимая вверх стакан и занимая весь проход. Молодой амбал случайно задевает его, и виски разливается на пол.
— Ты хоть знаешь, сколько денег ты сейчас разлил? — кричит ему Глеб.
— Я добавлю, если тебе не хватит рассчитаться, — дерзко отвечает тот.
Они смотрят друг на друга, как боксеры перед боем. Глеб значительно ниже, и ему приходится задирать голову вверх.
Матвей подбегает и разнимает их. Он извиняется перед амбалом и забирает Глеба к бару.
— Ты себя бессмертным возомнил? — спрашивает Матвей.
— Бессмертным? Единственная его сила лишь в связях папы-чиновника.
— У него бицепс как твоя голова.
— С каких пор ты начал бояться качков? Ты же пачками их укладывал в колыбель в восьмиугольнике.
— Здесь не восьмиугольник.
— Да, обмяк ты, братец.
— Вот какой бес тебя вечно тянет вляпаться в какое-то дерьмо? Разве ты не можешь хоть один свой день рождения закончить без неприятностей?
— Ладно. Пусть живет, но если еще раз тронет меня, пускай сразу звонит своему папочке.
— Ты же знаешь, что его старик держит в своих лапах половину страны.
— Та знаю я, но это не мешает мне его ненавидеть.
Вечеринка достигает пиковой отметки. Певица демонстрирует толпе шпагат, а вместе с тем и свои шелковые трусики. Каждые полчаса Глеб исчезает в уборной, где убирает за раз по две белоснежные полоски.
Музыка становится громче. Певица стреляет глазами в поисках жертвы. Матвею все больше хочется домой. Но если бросить Глеба, день рождения, как всегда, закончится фейерверком, долго тлеющим в памяти. Как в прошлый раз, когда он разнес половину стриптиз-клуба лишь потому, что стриптизерша не захотела уехать с ним.
Виски, сигарета. Виски, сигарета. Виски, сигарета. Певица отвергает Глеба и скрещивает ноги на диване возле молодого амбала, демонстрируя теперь свои загорелые бедра.
Очередной поход в туалет, и глаза Глеба, кажется, вот-вот вывалятся. Рука амбала обхватывает талию певицы — Глеб опрокидывает двойную порцию виски. Амбал целует певицу — Глеб с грохотом переворачивает барный стул. Суета. Охрана выбрасывает Глеба на улицу. Матвей выходит за ним.
— Вечеринка окончена, — говорит он, обнимая Глеба за плечо. — Я вызову нам такси.
— Нет, — отвечает тот. — Вечер только начинается. Поехали.
Они садятся в такси, Глеб называет адрес.
— Куда мы едем? — спрашивает Матвей.
— В одно очень интересное место.
— Зачем ты сцепился с этим мажором? Вы же с его отцом только забыли прошлые обиды. Хочешь опять лишиться всех связей?
— Забыли обиды? Ты думаешь, я мог такое забыть? Думаешь, я забыл Викторию?