В огромном мире нас лишь двое
Всего лишь двое: я и ты
А в небе солнце золотое
И все сбываются мечты
Браудис прогремел. Его вновь стали называть «певцом», а не «ящиком». Все поэты набили ему морду, и Браудис с набитой мордой вступил в Союз Писателей-Оптимистов. На каждом заседании этого союза кто-нибудь стрелялся. Остальные воспринимали это, как и подобает, с оптимизмом.
Однажды в среду Браудис увидел в буфете Штунмахера с Индиговым. Не зная, что это Штунмахер с Индиговым, Браудис подошел к ним и попросил подсказать рифму к слову «любовь».
Когда поэт смог ходить и думать, он подружился с этими мужественными людьми и прочел им стихотворение под названием из трех букв — «Мир»:
Я знаю — будет лето!
И будет ганджа цвесть!
Пока такие штуки
У нас в карманах есть!
— Ты плагиатор, Олег! — сказал Штунмахер. — Подобное стихотворение уже где-то было.
— Подобное было, — вступился за Браудиса Индигов, — а именно такого не было.
— Ты подумай, — сказал Штунмахер, — если я сопру у тебя бутылку коньяка и перелью жидкость в банку из-под маринованных огурцов, ты согласишься с тем, что этот коньяк теперь мой?
— Я тебе в глаз дам, — сказал Индигов.
— Но не согласишься? — упорствовал Штунмахер.
— В глаз дам, — стоял на своем Индигов.
Разговор о стихосложении заходил в тупик.
И тут Штунмахер увидел женщину. Шла та женщина по направлению к штунмахерову дому.
— Я пошел, — сказал заядлый рыболов и исчез вслед за незнакомкой.
— Я ее знаю, — сказал Индигов, — она по национальности креолка. Папа — милиционер, мама тоже что-то такое… Зря он с ней связался…
И тут Индигов тоже увидел женщину.
Вскоре Браудис остался один. С тоской глядя туда, где исчез Индигов, поэт тихо забормотал, обращаясь главным образом к читателю:
— Я знаю эту женщину. Она работала медсестрой. Сейчас она шлюха высшего класса. Зря она с ним связалась.
Дома Браудиса ждал холодный компот из груш и кусок вчерашнего пирога с капустой. Поглядев вокруг, поэт-лирик Браудис достал из ящика стола браунинг с тремя патронами и застрелился, оставив два патрона следующим поэтам-лирикам.
История № 8. «Работа не волк, а какая-то гадость»
Учиться — пригодится, и не плюй в колодец — пригодится. Значит, учится — это и есть не плевать в колодец. А плевать в колодец нельзя — козленочком станешь. И тогда останутся от козла только рожки да ножки — студень не сваришь. А волка сколько ни корми, лошадке все равно легче, чем мамонту. И, наконец, тише едешь — дальше будешь от места назначения. Знаете, что любопытной Варваре нос оторвали и выкинули — пускай лежит, есть не просит.
Автор приносит свои извинения. В названии восьмой главы использована фраза «Работа не волк, а какая-то гадость». Остальные перлы подлежат деконструкции.
Автор
В тот самый момент, когда пуля дырявила лирическую голову Браудиса, а Варфоломей Индигов брился, размышляя о кончине Штунмахера, сам Штунмахер сидел в позе лотоса на дне и расписывал русалкам прелести земной жизни.
— Девчонки, — говорил он, — вы должны побывать наверху. Там кино, дискотеки, рестораны, кафе, бары, рюмочные, пивняки, или по-простому, на скамеечке, как большинство.
— Представьте, — продолжал Штунмахер, — как на суше удивятся, когда появитесь вы, да с такими титьками! Ой!
Получив по шее зонтиком, Штунмахер вздохнул, выпустил изо рта несколько пузыриков, подождал, пока они образуют сердечко и, легонько дунув, послал мелодраматическую фигуру в сторону Василисы Зинаидиной. Русалка покраснела как девочка, и начала метать икру.
Если когда-нибудь вам, уважаемый читатель, посчастливится наблюдать, как мечет икру русалка, то, считайте, вы видели все. Со спокойной совестью вы можете забыть о блинчиках из тушеных аккумбул, о таинственном Рогоносце из Пятого Подводного Замка, вам не нужно спешить на Открытие Зимних Состязаний среди пуговиц, котов и аквалангистов, стоять в очереди за настоящими банкнотами и даже курить марихуану. Потому что, однажды увидев, как русалка мечет икру, вы больше никогда не захотите курить марихуану. Это Закон. А закон, как говорят философы, есть закон, куда бы его ни засунули.
Итак, Василиса Зинаидина начала метать икру, и метала ее до тех пор, пока под водой не стало трудно дышать: рот и нос были забиты икринками, а использовать жабры Штунмахеру было стыдно.
— Хватит! — раздался вдруг чей-то голос, и возник Владыка Всей Воды, Капитан Немо.
Штунмахер его узнал по бакам и волевому лицу.
— Здравствуйте, — булькнул бывший шахматист.
— Ты кто? — спросил его Капитан Немо.
— Я утонул недавно, — ответил Штунмахер, — спешил в гости, упал в полынью и пошел на дно, как Титаник немногим ранее.
— Знаю, — проговорил Капитан Немо, — слышал. До сих пор в ушах визг стоит. Особенно монашка одна старалась. Издаваемые ею звуки вызвали тогда сейсмологические процессы.
— И что же случилось? — спросил Штунмахер, понемногу уставая от коммуникабельности этого литературного героя.
— Атлантида ушла на дно, — важно произнес Капитан Немо. — Монашка, конечно, предстала перед Всевышним Судом. Ей вменялось в вину гибель атлантов, порча государственного имущества (самого острова), к тому же выяснилось, что ранее, работая в женском колледже, она испытывала разные соблазны. На суде ей был представлен список всех соблазнов, кроме того, показали небольшой 50-часовой фильм в качестве звукового оформления сухого текста. Для лучшего проникновения в душу монахини судом были вызваны три ее воспитанницы с целью прямой демонстрации соблазнов и дальнейшего развенчивания оных. Труп, ты спишь, что ли?
— Нет, — открывая глаза, булькнул Штунмахер, — я весь внимание. То, что Вы говорите, Капитан, очень интересно. Так же интересно, как задирать юбки муравьям. Предварительно выдернув у них ножки, разумеется.
— Ну, так вот, — продолжил Капитан Немо, — когда список соблазнов подошел к концу, оказалось, что судить монахиню некому. Высочайшего Суда больше не существовало, так как Аккрон с Сатурна влюбился во вторую воспитанницу и увез ее на Карибы; Г-118 (справедливый робот) перегрелся от полученной информации, и в результате на 156 соблазне у него отказала вся система, в конце 208 соблазна он включил аварийную подачу эфедрина, схватил третью воспитанницу и немедля перешел в седьмое измерение. Угадай, труп, кто был третьим членом Высочайшего Суда?
— А? — вздрогнул Штунмахер. — Кто мудак? Кто?
— Я, — гордо ответил Капитан Немо.
— Да нет, что Вы! — горячо забулькал Штунмахер. — Вы не мудак!
— А кто сказал, что я мудак? — с интересом спросил Властелин Всей Воды. — Я был третьим членом Высочайшего Суда, и я был ослеплен красотой первой воспитанницы. Я попался, словно мальчишка, купивший «Playboy» и не обнаруживший там картинок, словно медведь, вместо меда съевший чупа-чупс, словно летчик…