— Почему его зовут Надменным Джоном?
— Потому что он высокомерный и надменный тип. Но забудь о нем. Я хочу показать тебе, Эмили, мой сад. Он мой. Элизабет распоряжается всем на ферме, но в саду позволяет мне делать, что я хочу… чтобы возместить мне то, что столкнула меня в колодец.
— Она… столкнула вас в колодец?
— Да. Ненарочно, разумеется. Мы были еще детьми… я гостил здесь… а мужчины в то время чистили колодец и ставили новый сруб для него. Он был открыт… а мы играли поблизости в пятнашки. Я чем-то разозлил Элизабет… не помню, что я ей сказал… ее нетрудно было разозлить… и она бросилась ко мне, чтобы стукнуть меня по голове. Я увидел, что мне грозит… отскочил назад, чтобы увернуться, и полетел вниз головой в колодец. Больше ничего не помню.
Воды в колодце не было… одна лишь грязь на дне… но я ударился головой о его каменную стенку. Вытащили меня полумертвого… голова оказалась вся разбита. Бедная Элизабет была… — Кузен Джимми покачал головой, словно подразумевая, что невозможно описать, в каком состоянии была бедная Элизабет. — Через некоторое время я все же оправился… считай, заново родился. Люди говорят, что у меня с тех пор «не все дома»… но они так говорят только потому, что я поэт, и потому, что меня ничто никогда не тревожит. Поэты настолько редки в Блэр-Уотер, что их не понимают; к тому же большинство людей всегда так озабочены, что если вы не озабочены, то они думают, будто у вас «не все дома».
— Вы не могли бы почитать мне свои стихи, кузен Джимми? — с жаром попросила Эмили.
— Когда будет вдохновение, почитаю. Бесполезно просить меня об этом, пока на меня не сойдет вдохновение.
— Но как я узнаю, когда оно сойдет на вас, кузен Джимми?
— Тогда я начну декламировать свои сочинения по собственному почину. Но вот что я тебе скажу: обычно оно сходит на меня, когда я осенью варю картошку для свиней. Помни это и будь поблизости.
— Почему вы не записываете свои стихи?
— В Молодом Месяце туго с писчей бумагой. У Элизабет есть излюбленные статьи экономии, и писчая бумага любого вида — одна из них.
— Но разве у вас нет своих денег, кузен Джимми?
— О, разумеется, Элизабет платит мне хорошее жалованье. Но она кладет все мои деньги в банк, а на руки выдает лишь изредка несколько долларов. Она говорит, что мне нельзя доверить деньги. Когда я только начал работать здесь на нее, она заплатила мне в конце месяца, и я отправился в Шрузбури, чтобы положить деньги в банк. Встретил по дороге бродягу — бедное, заброшенное существо, без единого гроша в кармане. Я отдал ему мои деньги. А почему нет? У меня был хороший дом и надежная работа, и одежды столько, что на много лет хватит. Я полагаю, это самый глупый поступок, какой я когда-либо совершил… и самый хороший. Но Элизабет так и не смогла с этим примириться. С тех пор моими деньгами распоряжается она. Но пойдем. Я покажу тебе мой сад, прежде чем отправлюсь сажать репу.
Сад поражал своей красотой, так что кузен Джимми гордился им вполне заслуженно. Казалось, это сад, который не могут погубить никакие морозы или сильные ветры — сад, хранящий память о сотнях давно минувших жарких летних месяцев. Со всех сторон он был окружен живой изгородью из подстриженных елочек, перемежающихся высокими пирамидальными тополями. С севера к нему примыкала густая роща елей, вдоль опушки которой тянулся длинный ряд пионов; их огромные красные цветки ярко выделялись на фоне темной хвои. Одна большая ель росла и в центре сада, и под ней стояла каменная скамья из плоских прибрежных камней, до блеска отполированных за долгие годы ветром и волнами. В юго-восточном углу расположились высокие, густые кусты сирени, подстриженные так, что походили на одно большое, разросшееся дерево с поникшими ветвями, в великолепии лиловых соцветий. В юго-западном углу находилась старая беседка, увитая плющом, а в северо-восточном — как раз там, где широкая красная дорожка, обрамленная пучками полосатой травы и обложенная розовыми ракушками, убегала в рощу Надменного Джона — стояли солнечные часы из серого камня. Эмили еще никогда не видела солнечных часов и, зачарованная, остановилась возле них.
— Твой прапрадед Хью Марри вывез их из Англии, — сказал кузен Джимми. — Ни в одной из приморских провинций Канады нет вторых таких великолепных солнечных часов. А эти розовые ракушки привез из Индии дядя Джордж Марри. Он был капитаном.