По пути все думали, как облегчить себе жизнь и не тратить по три часа каждый день на дорогу. Решили попробовать наладить переправу через так некстати разлившийся ручей.
Попробовали переплыть реку. Сильное течение сносило намного вниз и не давало даже шанса перетянуть что-либо с собой. Перед очередной попыткой вбили в землю на обоих берегах колья, обозначили причал. Сколотили из бревен плот. Однако глубина реки и скорость течения не дали нам возможности нормально управлять плотом. Пришлось на нем сплавляться до моста и тащить его канатом к лагерю против течения.
Покопавшись в машине, Леха нашел в багажнике почти двадцатипятиметровый стальной трос. Решили попробовали зацепить тросом и перетащить на противоположный берег плот. Единственная сложность заключалась в неумении ребят плавать и в сильном течении реки. Соответственно, поплыл я. Сначала все шло хорошо. Я сделал на конце троса петлю и намотал ее на руку. И до середины реки вес троса почти не ощущался. Попав же на самое быстрое место в течении реки, меня закрутило, трос стал тянуть ко дну и пришлось от затеи наладить переправу своими силами на время отказаться.
К вечеру следующего дня на старенькой “Буханке” приехала вторая партия ребят с отряда. Ближе к ночи мобилизовали и Волгу и УАЗик и поехал на железнодорожную платформу забирать остальных.
Как оказалось, командир успел пообщаться с местными и нам выделили небольшую, на пару человек, резиновую лодку. Переправившись пару раз с одного берега на другой, мы натянули тросы и устроили относительно комфортную переправу.
Аборигены дали добро на хранение в одном из сараев нашего шанцевого инвентаря и жизнь у нас заиграла радужными красками – переправлять лопаты с берега на берег особо не хотелось никому.
В ходе общения с деревенскими, командиру стала известна страшная, практически военная, тайна. Ему поведали, что при отступлении наши войска бросали в деревенский колодец лишнее оружие и боеприпасы. После захвата деревни, немцы скидывали в колодец тела наших бойцов. А после закидали колодец гранатами и осыпали его. Командир пошел на разведку и сообщил нам, что остатки колодца действительно имеют место быть и раскопать его нам, в принципе, вполне под силу. Металлоискатель там бешено пищит. Щуп стабильно выбивает характерный глухой звук. Надо копать. Тем более, колодец ближе леса, да и деревенские от обещания помочь с баней и дровами не отказались.
К вечеру мы перенесли в амбар кирки и лопаты. Решили оставить там даже щупы. Местные к нашему имуществу не проявили никакого интереса. А вот многие заборы и в этой деревеньке были увенчаны пробитыми во многих местах немецкими и советскими касками. Тоже показательно для нас.
Утром перекусили и начали переправу. Вода в реке категорически отказывалась спадать и бурлила при переправе, норовя перевернуть нашу легонькую лодку.
Пришли к остаткам колодца с одиноким журавлем и противовесом из автомобильных покрышек. Скинули куртки и начали копать. Утрамбованный до состояния камня песок с глиной. Песок. И глина. Глина и песок. Консервные банки советских времен. Битое стекло. Стекло битое настолько мелко, что уже и не разобрать, винные ли это бутылки времен Войны или же современные бутылки из-под шампанского.
Кость! Коровья…
Копаем дальше.
В первый день, работая впятером посменно, мы углубились в землю почти на метр. Кроме коровьих костей и бытового мусора особо ничего не нашли.
Решили начать утром с новыми силами! Перед сном купание в реке, держась за вбитые в землю колья переправы, чтобы течением реки в лес к волкам не унесло.
На второй день дело пошло веселее. Местные расположились рядышком на завалинке и делали сосредоточенно деловой вид. Рассуждали о смысле бытия, думали о вечном. Глаза у многих деревенский открылись полностью только к обеду. Мусора в колодце становилось все меньше, зато стали попадаться куски расколотого кирпича, железные предметы быта: сломанные вилы и расколотые чугунки. Топоры. Значит, там глубже что – то есть!
И запах пошел специфический. На глубине около двух метро решили остановиться. Мы набили небольших узких, но довольно глубоких шурфов и пошли обратно в лагерь. Впереди еще десять дней и особо повода спешить у нас не было.