В этом хаосе, лишь Вадьяр успел ухватиться за край решетки, на которой лежал раненый капрал и так и повис на ней. Место, которое несколькими минутами раньше было каменным колодцем с тенмницами, оказалось неподвижным, среди рушившегося вокруг мира. Теперь оно, словно башня, возвышалось над пропастью.
Товарищи видели как исчезала крепость, а рыцари срывались в бездну. Один за другим они таяли во тьме. Их крики смолкали, блеск их доспехов сливался с белым камнем обрушившегося города. Они уходили в прошлое, а двое спасшихся, обезумевших от ужаса, солдат, молча провожали их взглядами.
Когда все было кончено и пыль осела, пред ними предстала мрачная картина. Дно потухшей огненной горы, уходящие глубоко вниз, было усеяно обломками вперемежку с телами. Вокруг стало тихо. Даже птицы, казалось смолкли. Лишь волны вдали, словно поминальный набат, ударяли в скалы Лефантины.
- Но полно о прошлом. Как ты? Как Вики? Странно, что не встречает меня своей фирменной ежевичной наливкой. Все еще не дает тебе спуску - старому лентяю?
- Да уж год как смирилась. Прошлой зимой покинула этот мир.
- Прости. Я не знал. Печальные вести, видно за мной так и бродят.
Хозяин выставил на стол глиняную бутыль и поднос с сыром и киндюком.
- Что ж, помянем. Отличная была баба. Жаль что тебя-дурака выбрала.
Они выпили и гость провалился в мягкое высокое кресло у окна.
- А что так пусто? Год назад у тебя было не протолкнуться от пилигримов.
- Ты прав. Еще вчера яблоку негде было упасть. Но захемцы, что стояли здесь неподалеку, будто что-то почуяли. Затемно снялись с места и ушли в сторону перевала. А на рассвете, как раз перед тем, как вы прибыли, достопочтенный судья, спешно съехали и другие постояльцы. Словом “Последний приют” опустел так и не успев наполниться.
Гость задумчиво подошел к окну:
- Ох не нравится мне это бегство крыс с корабля. Не мешало бы приладить на место створку твоих ворот, друг.
- Я распоряжусь. Что-то еще? А то, ведь сам видишь, дел невпроворот.
- Остальным я займусь сам. Где, ты говоришь тот божий человек, что давече затеял драку?
Мужчина бежал по холодным острым камням босиком. Позади, в полыхающем поселении, слышались крики. Страх затмил его разум, притупив и ощущение холода, и боль от порезов. Страшный ожог на спине проглядывал сквозь обуглившуюся ночную сорочку, но все, о чем он мог сейчас думать: попасть в трактир на перевале. Попасть к людям. Внезапно земля у него под ногами исчезла. Он неуклюже замахал руками, то ли стараясь ухватиться за воздух, то ли взмыть, подобно птице. Но всего лишь упал и покатился вниз по склону, пока не распластался и не заскользил сквозь вмерзший камыш по озерному льду. Тяжело дыша, он прижался щекой к холодной поверхности. И, даже, на миг подумал, что все обойдется. Но позади послышался хруст веток, и на краю леса возникла темная фигура на четырех лапах. Мужчина с силой вонзил остатки ногтей на стертых до крови пальцах в лёд, и сорвался с места.
Вепрь-людоед втянул воздух, стоя у кромки леса. Его подслеповатые глаза-бусинки видели не дальше сорока шагов. Но вот нос чуял. Этот сладкий запах подгоревшего мяса заставлял течь слюну. Он открыл пасть, чтобы втянуть больше пьянящего аромата и убедиться, что добыча близко. В воздухе пахло гарью и страхом. На всякий случай секач обдал короткой пахучей струёй заиндевевшую траву и проехался по ней брюхом.
Прыжок и копыта заскользили по льду. Впереди показалась добыча. Она бежала, оставляя на снегу запах крови и страха. Кабан набирал скорость, чувствуя, как шерсть встаёт дыбом от предвкушения убийства. Его натаскивали на человечину ещё поросёнком, скармливая дюжине таких же как он подсвинков человеческие потроха. И теперь, заматерев, его уже привлекала не еда. Ему хотелось убивать.
Вот она, добыча. Бежит, падает, встает, осматривается и бежит в другом направлении. Но это уже не важно. Кабан ускорился. Он уже знает куда ударит. Вспорет ногу со внутренней стороны. Так больше крови. А потом повалить на живот и начнет вгрызаться в спину. Не с головы. Так убивают дикие. Со спины - так добыча будет еще жива, когда он начнет ее есть.
Человек почти добежал до другого берега. Там высокая трава. Там укрытие. Нельзя дать уйти. Остается один прыжок. Кабан закрывает глаза. Хруст веток. Удар о что-то твердое. Это не плоть. Его обдает горячим и липким. Боль! Он неистово ревет, срываясь на хрип. Пятится назад. Копыта скользят и вязнут в обжигающей массе. Глаза не раскрыть. Жидкий огонь попадает в раскрытую пасть, выедает внутренности. Он уже не может издать ни звука. Только. Выдыхает последний воздух, а с каждым вдохом внутрь его тела проникают обжигающие языки смерти.