Как водится, все напились и до утра играли сэйшн. Это было посильнее «Фауста» Гете.
Мне стало одиноко на этом празднике жизни, и я решил «свалить». У входа в «Белые ночи» еще толпился народ, мечтавший прикоснуться к живому Дюку. В толпе я заметил Тоню. Она еще больше похорошела. Её обнимал модный красавец. Вылитый Марлон Брандо! Ба?! Да это же Лёха Павлов. Мне стало совсем неуютно.
Моросил холодный, осенний дождь. Я возвращался домой по улице Майорова, укрываясь от промозглого северного ветра. Из предутренней мглы возникла громада Исаакиевского Собора. Ветер гнал низкие тучи и гудел в проводах. Может это ангелы плачут?! На фронтоне собора тусклым золотом поблескивало библейское изречение: «Дом мой дом молитвы наречется». В доме том медленно раскачивался маятник Фуко, подтверждая вращение Земли. По ней огромными шагами страна шла к коммунизму. Всё в бухгалтерии этих «башлевиков» было сосчитано и расписано по пятилеткам. Приехал Дюк Элингтон. В Елисеевском продают «Мальборо». Того и гляди дождёмся «Битлз» из Ливерпуля. Жить становилось лучше. Жить становилось веселее. Сомневаться в успехе грандиозных замыслов не приходилось. Да на сомнения и времени не оставалось. Нужно было «крутиться», зарабатывать на еду и, если повезёт, насладиться звуками блюза.
С восьмой Мартой!
Весна пришла рано. На льду канала Грибоедова появились чёрные проталины. Возле них толкались и галдели воробьи и голуби за право пропустить глоток свежей водицы. От метро приятно тянуло мимозой. Я уже от Казанского собора увидел кепку Серёжки Довлатова. Он стоял на самой горбинке моста и возвышался над толпой как ростральная колонна. Серёга на минуту прервал свою речь, пока я здоровался с дружками. Собралось их больше обычного. Чуяли праздник — международный женский день.
Народу на Невском было много. После посиделок на работе, залив за воротник водочки с Шампанским, они высыпали безобразничать на Невский. Стас уже был здесь и обнадеживающе похлопал меня по плечу. Он обещал познакомить меня со своим приятелем, который хотел продать «Доктора Живаго».
Это место у Дома книги было насижено нами, как птичий базар по обмену книгами, пластами и всякими интеллектуальными антисоветскими новостями. Раскрыв журнал «Новый мир», с вложенными туда листками, Серёжа читал вслух документ, обнаруженный им недавно в залах Публичной библиотеки:
ДЕКРЕТ
Саратовского Губернского Совета Народных Комиссаров
об отмене частного владения женщинами
Законный бракъ, имевшiй место до последняго времени, несомненно являлся продуктомъ того социального неравенства, которое должно быть с корнемъ вырвано въ Советской Республике.
До сихъ поръ законные браки служили серьезнымъ оружиемъ въ рукахъ буржуазiи въ борьбе ея с пролетарiатомъ, благодаря только имъ все лучшiя экземпляры прекраснаго пола были собственностью буржуевь имперiалистов и такою собственностью не могло не быть нарушено правильное продолжение человеческаго рода. Поэтому Саратовскiй Губернскiй Советь Народныхъ Комиссаровъ съ одобренiя Исполнительного комитета Губернcкаго Совета Рабочихъ, Солдатcкихъ и Крестьянскихъ Депутатовъ постановилъ:
§ 1. Съ 1 января 1918 года отменяется право постояннаго владения женщинами, достигшими 17 л. и до 30 л.
Примечание: возрасть женщинъ определяется метрическими выписями, паспортомъ, а въ случае отсутствiя этихъ документовъ квартальными комитетами или старостами и по наружному виду и свидетельскими показанiями.
§ 2. Действие настоящего декрета не распространяется на замужнихъ женщинъ, имеющихь пятерыхъ или более детей.
§ 3. За бывшими владельцами (мужьями) сохраняется право въ неочередное пользование своей женой.
Примечание: въ случае противодействiя бывшего мужа въ проведенiи сего декрета въ жизнь, онъ лишается права предоставляемого ему настоящей статьей.
§ 4. Все женщины, который подходять подъ настоящей декретъ, изъемаются изъ частного постояннаго владенiя и объявляются достоянiемъ всего трудового народа.
§ 5. Распределенiе заведыванiя отчужденныхь жснщинь предоставляется (Сов. Раб. Солд. и Крест. Депутатовъ Губернскому, Уезднымъ и Сельскимъ по принадлежности.
§ 6. Граждане мущины имеютъ право пользоваться женщиной не чаще четырехъ разъ за неделю и не более 3-хъ часовъ при соблюденiи условiй указанныхъ ниже.
§ 7. Каждый членъ трудового народа обязан отчислять оть своего заработка 2 % въ фондъ народнаго поколения.
§ 8. Каждый мущина, желающiй воспользоваться экземпляромъ народнаго достоянiя, долженъ представить оть рабочезаводского комитета или профессюнального союза удостоверенiе о принадлежности своей къ трудовому классу.
§ 9. Не принадлежащiе къ трудовому классу мущины прiобретаютъ право воспользоваться отчужденными женщинами при условм ежемесячнаго взноса указанного въ § 8 в фондъ 1000 руб.
§ 10. Все женщины, объявленныя настоящимъ декретомъ народнымъ достояниемъ, получаютъ изъ фонда народнаго поколенiя вспомоществованiе въ размере 280 руб. въ месяцъ.
§ 11. Женщины забеременевшiе освобождаются оть своихъ обязанностей прямыхь и государственныхъ въ теченiе 4-хъ месяцев (3 месяца до и одинъ после родовь).
§ 12. Рождаемые младенцы по истеченiи месяца отдаются въ приють "Народные Ясли», где воспитываются и получаютъ образованiе до 17-летняго возраста.
§ 13. При рожденiи двойни родительницы дается награда въ 200 руб.
§ 14. Виновные въ распространеiи венерическихъ болезней будутъ привлекаться къ законной ответственности по суду революцюннаго времени.
Читал Серёжа нарочито громко и выразительно, явно на публику.
— Тише, Серый! Мусора придут — попытался образумить Довлатова Лёвка Фельгин. Довлатов работал в студенческой газетёнке Корабелки и своим местом, видимо, не дорожил.
— А что? Я большевистской пропагандой занимаюсь. Я — политинформатор.
Громко гогоча, он рассказывал про свой очередной сексуальный подвиг с девушкой Наташей. Эти рассказы товарищей подрывали веру в магические свойства моего отражения в зеркале. Каждый второй, резюмируя свои подвиги, останавливался на цифрах, далеко переваливающих за сотню. Когда, открывая скобки тайн своих совокуплений, товарищи хвастались количеством подходов за одну ночь в пределах двадцатки, то этот алгебраический многочлен и вовсе путал мне мозги. Послушать их, так они могли сутками кидать палки и ставить пистоны, не прерываясь на обед. При таких показателях передовиков половой нивы я загибал свой седьмой палец и, уставившись в мокрый асфальт, погружался в гнетущую думу — «Как же так? Как же так?»
— Ну вот, Коля, а ты расстраивался — хлопнул меня по плечу Стас.
Стас был моим приятелем и уговорил меня снять с ним в складчину квартиру в Весёлом посёлке. Он там жил, а мне давал ключи при необходимости интимных свиданий. К его счастью, ключи я брал очень редко.
— Я же говорил, что придёт! Знакомься, это Ося.
Передо мной стоял невзрачного вида паренёк в английской кепке.
— Бродский — протянул он мне руку.
— Коля — буркнул я, отвлекаясь от моих половых угрызений. Принёс? — спросил я.
— Принёс, принёс.
Стас говорил, что Оська оттянул срок за тунеядство и светиться с ним на людях не хотелось. Сказывали, что он был на плохом счету в КГБ. А те смотрители за такую дружбу могли и в Болгарию не выпустить в турпоездку.
— Покажи.
— Тише ты, показатель! Пойдём в метро.
Мы спустились в метро, и уже на эскалаторе Ося вынул из внутреннего кармана пальто толстенькую книжечку, величиной с ладонь.
— Сколько? — прохрипел я сиплым голосом.
От страха у меня пересохло горло. Менты часто хватали торгующих и волокли в отделение. Потом оформляли привод и сообщали на работу, для перевоспитания в коллективе. На одного торговца, даже дело завели. Но он книги спёр в библиотеке. Обычно сделки совершали, уходя подальше во дворы домов и прячась в парадных. Ленивцы шли в Дом книги и, попросив у продавщицы какую-нибудь книжку, под шумок продавали свою. Можно было зайти в пивной ресторан «Чайка» рядом в подвальчике и сев за столик, делать вид, что заказываем еду и выпивку. Там работала мать Серёжки Соловьёва и с пониманием относилась к нашему бизнесу. Но могла и выслужиться, стукануть. Когда к пятидесятилетию большевистской революции открыли эту станцию метро, мы придумали хитрый способ торговать, спускаясь на эскалаторе. Это было более безопасно, но мандраж всё равно присутствовал.