— Что-то мне подсказывает, что скоро ты станешь таким же службистом, как Хэварт.
— Я — службист? Нет, Шлак, я выше этого.
— Тебя только заносит выше. Не зазнавайся.
— Это ты думаешь об этом, Шлак, а не я. И мне не по душе ход твоих мыслей…
Шлак задумался, но спустя некоторое время неожиданно согласился…
— Наверное, ты прав. Я очень тщеславный… Я же не полковник, а собранный на свалке и скрепленный в страшную конструкцию шлак… Это у тебя статус высшего офицера, а у меня — отброса общества…
— Мне облегчает душу твое признание.
— А не отягощает твоя жестокая безответственность? Ты собрал меня из того, что в этом обществе считают отбросами, и дал мне разум сообразить это.
— Я как-то не подумал…
— А ты вообще не думаешь, что кто-то, кроме тебя способен страдать.
— Я же — офицер S3. Я создан изучать — идти вперед, невзирая ни на что, и вести за собой других…
— Хотят они того или нет.
— Все верно. Мне дана такая энергия, которую я контролирую только отчасти — отчасти меня тормозит инерция тех, кого я тащу за собой…
— И если они вдруг начнут способствовать тебе, ты станешь чудовищем?
— Или чудом.
— Разницы между демоном и гением особо не прослеживается.
— Гений — для одних, демон — для других…
— Или и то, и другое для всех сразу и одновременно.
Я выпрямился в кресле, подаваясь вперед, вперяясь заученным взглядом в треснувшие линзы Шлака…
— Я делаю то, что должен. А должен я делать то, что позволяет мне желать мое сердце, и то, что мне позволяет осозновать мой разум.
Шлак вздрогнул, загремев разболтанными шурупами…
— У тебя холодное сердце, Грабен, и горячий разум. У тебя все не так, как должно быть.
— Все так, как должно быть у офицера S3, у ученого.
Я подумал и подключил последнего «пса» — мое самое чудовищное и самое прекрасное создание… Я замыслил и сделал его таким — вместилищем безмерной красоты всеобъемлющего уродства… В нем все — все мои грезы и кошмары, вся моя щедрость и скупость… мои мечты и страхи, милосердие и жестокость… В нем все — и свет, и тьма… Он совершенен… как я, — его создатель…
Запись № 7
Как только я вышел в коридор, Радеев ждущий меня у дверей, встал с подоконника, небрежно оставив на краю чашку остывшего кофе…
— Сегодня вы не опаздываете, Грабен! А я расположился ждать вас надолго…
Я, приветственно кивнув ему головой, прошел дальше, оставив его смотреть вслед моей свите, — моим кошмарным «псам»… Но он нагнал меня, навязчиво следуя за мной… И мне пришлось остановиться…
— Вы преследуете меня?
— Нет, что вы… Просто, следую за вами…
— Что вам от меня нужно, Радеев?
Радеев звонко рассмеялся, запрокинув голову и зажмурив глаза…
— Мне нужны вы, Грабен!
Я подошел к нему вплотную, смотря прямо ему в глаза тем безмолвным и замершим взглядом, которым могут смотреть только офицеры S3…
— Я отвечу на ваши вопросы, если вы пришли задать их.
— О, я как раз за этим и пришел… У меня много вопросов… Но не все сразу… Просто мне нужны правдивые ответы… А правдой отвечают не сразу…
— У меня мало времени, так что я отвечу вам сразу.
Радеев не стал спорить и растянул тонкие губы чуть не до ушей в омерзительной усмешке…
— А вы не думали, что вы не бог, а — дьявол?
— Нет, не думал. Задавайте следующий вопрос.
— А следующий потом… Когда вы подумаете…
Он жестом предложил мне идти вперед…
— Вы не сможете пройти со мной дальше. Посторонним в этот сектор входить запрещено.
— А я не посторонний, Грабен… Я — ваша тень!
Я сдержанно кивнул, промолчав, и пошел дальше, ведя за собой свою тень…
Запись № 8
Радеев, видимо, забыл, что собирался вывести меня из себя. Он оказался на редкость любопытен, и проявил живой интерес не только к моим «псам», но и к моим подчиненным, и к нашим повседневным обязанностям, и к научным изысканиям — просто ко всему… Он расположился в кресле Лея, вызванного Стагом для беседы, и мешает нам, не ведая пощады… Радеев, словно прочитал мои мысли и поднялся с кресла — подошел ко мне со спины и склонился над моим плечом…
— Я никогда не видел ваших потаенных чертогов, в которых вы даете людям души… Вы предоставили мне такую возможность… В благодарность я предоставлю вам возможность осмотреться и в наших чертогах…
— В которых вы у людей души отбираете…
— Ну зачем же так грубо, Грабен?
— Правда только кажется жесткой, пока на нее не упадешь. На ложь, только кажущуюся мягкой, приятно смотреть, но не падать, Радеев.