— Собирайтесь. Ханс, бери своих крыс и идем… Живей.
Олаф резко обернулся ко мне, и Ханс бросил, только что надсеченных для обдирания шкурок, крыс…
— Что, патрули перестроили, полковник?
— Нет, Олаф… Это — каратель…
— Один?
— Один…
— С одним мы без труда справимся…
— С этим — нет… Ни с ним, ни с его «защитниками»…
— C «защитниками»? Это не простой ликвидатор?
— Молчи. Идем.
— Вы засекли его? Он здесь? Но я его не вижу…
— Олаф, он еще далеко, но будет здесь. Он не должен найти нас. Надо уходить, пока не кончился снег.
Ханс изумленно распахнул глаза…
— Что это значит, полковник? Откуда вы знаете о нем, когда его здесь еще нет?
Что значит?.. Это значит, что теперь я уверен, что Тишинский не отпустил меня, что придет за мной… Я уверен, хотя понятия не имею, зачем я ему — безымянный офицер, с чужой памятью, открытой врагу… пощаженный, изгнанный и преследуемый…
— Не задавай вопросов, Ханс. Подключи расщепитель, мы не должны оставлять тело офицера. Мы не должны оставить ни одного следа. Ему нельзя оставлять ни одного следа. Нужно уйти, пока не перестал снег, скрывающий след… пока не открылись светящие звезды…
Я опустился перед костром, спешно туша его, разбивая дотлевающие угли клинком, присыпая золой еще горящие…
— Полковник, это хороший нож — не надо его в огонь… И поленья эти… У нас же других дров нет…
Я обернулся к Хансу, и он замолчал, еще шире распахнув глаза, но на этот раз не удивлению, а — страху… Олаф тревожно вскинул оружие, но я махнул ему в сторону мертвого лейтенанта… Под потоком расщепителя сразу низко загудел, прохладно замерцал воздух, скрывая офицера призрачным светом…
— Вы, оба, быстрей забирайте все! Встаньте в дверях и ждите, не входя, не выходя!
Они повиновались без слов, с напряженным недоумением наблюдая, как я, встав на колени, затираю перчатками кровь крыс до сухости, присыпая пятна пепельной пылью… как подбираю окурки, складывая их в пустой консервный контейнер вместе с осколками остывших углей от костра… Я сдуваю мерцание «мертвого инея», оставленного расщепителем, растираю сажей светлые царапины, оставленные неосторожными шагами бойцов на плитах пола, потемневших от проползшего по ним огня…
Я поднялся, осмотрелся… и снова опустился на колени… Здесь Ханс надрезал шкурки, здесь должны быть клочки шерсти… и шкуры скингеров были свалены в углу… и Олаф ходил здесь с зажженной сигаретой, разбрасывая сигаретный пепел…
— Полковник, вы что делаете? Здесь все горело — здесь все в пепле и углях…
— Другой пепел, другие угли…
Я еще раз осмотрел помещение, осветил ярким фонарем темные коридоры, оплавленные дверные проемы, осколки опаленного оборудования… Нет, не вижу… Больше ничего. Я вышел под снег к моим бойцам… Швайген переложил на меня ответственность за них… Но я веду их за собой, ведя следом и кошмарное чудовище…
— Идем! Быстрей!
Запись № 5
Широким шагом, не останавливаясь, — все вперед и вперед, все ближе и ближе к восточной границе… По снегу, под снегом, скрытые снежной стеной… Мне душно и жарко от отяжеленной грузом ходьбы, но стылый ветер бьет в спину, не давая остановиться, подгоняя… Олаф с Хансом измотаны, кажется, больше, чем я, — они выносливы от привычки, но их не гонит этот взгляд в спину… взгляд зверя с холодным разумом… Олаф нагнал меня, зашедшего вперед, стараясь отдышаться и заглянуть мне в лицо…
— Полковник, надо остановиться… Мы голодные, и вообще — не дело это в таких условиях тяжелых сил не жалеть…
Я замедлил шаг, глядя на покрывающий слежавшуюся золу сухой искристый снег… Он еще поверхностен — еще не оставляет глубоких следов, занося едва заметные отпечатки, выравнивая скрытую пургой дорогу у нас за спиной…
— Идем. Скоро сугробы и заносы станут глубже, снег прекратится, небо прояснеет — тогда надо будет под землю спускаться…
— Мы задохнемся в подземельях, полковник… Душно в тоннелях — дымно, в гари все и в саже…
— Ничего, Олаф, пройдем…
— Он ведь не простой каратель… И он послан за вами, полковник… Верно?
— Верно, Олаф. Теперь идем.
— Как же вы от него, от такого, ушли?..
— Он меня отпустил.
Олаф сбился с шага и чуть не уронил часть поклажи…
— Что значит — отпустил, полковник?..
— То, что он привел меня на пустырь выжженной полосы, когда я шел на казнь, и — оставил. Но он не оставил меня…
— Черт… Нашли мы себе с Хансом офицера…
Я обернулся к нему…
— Олаф, сейчас мы друг без друга отсюда точно не выйдем, но при первой возможности мы разойдемся.