Выбрать главу

(10) Они повели, и Клеарх тронулся в путь; хоть он и заключил перемирие, но войско шло в строю, а сам он двигался в тыловом отряде. То и дело попадались им рвы и протоки, такие полноводные, что их нельзя было перейти без мостков; и они сами наводили переправы из пальмовых стволов, одни находя поваленными, а другие срубая. (11) Тут-то и можно было понять, как начальствует Клеарх: в левой руке он нес копье, в правой — палку; и если ему казалось, что кто-нибудь из приставленных к этой работе нерадив, он отзывал заслужившего наказанья и бил его. Но при этом он и сам принимался за работу, лез в ил, так что всем стыдно было не усердствовать вместе с ним. (12) Отрядили на эту работу людей моложе тридцати, но когда увидели усердье Клеарха, то взялись за дело и воины постарше. (13) Клеарх весьма спешил, подозревая, что рвы не всегда так полны водою: ведь сейчас не время было орошать равнину; вот он и подозревал, что царь пустил по равнине воду ради того, чтобы дорога показалась грекам полной страшных преград.

(14) Так они шли и прибыли в деревни, где проводники предложили им взять съестные припасы. Было там много хлеба, и финикового вина, и вываренного из фиников уксуса. (15) Финики, такие, какие можно видеть в Греции, там откладывают для рабов, а те, что идут для господ, отборные, удивительной красоты и величины и по виду не отличаются от янтаря; часть их сушат и запасают как лакомство. И питье из них вкусное, но от него болит голова. (16) Там же воины впервые ели верхушки пальм, и многие удивлялись их виду и непривычному, хоть и приятному вкусу. И от них сильно болит голова. А пальма, когда с нее снимут верхушку, вся засыхает.

(17) В том месте оставались три дня. От великого царя явились Тиссаферн с царским шурином и еще три перса, в сопровождении множества рабов. Когда греческие начальники встретилися с ними, первым стал говорить Тиссаферн и сказал через переводчика: (18) «Я, греки, живу с Грецией по соседству и потому, видя вас среди столь многих и безысходных бедствий, счел для себя находкой возможность испросить у царя позволенья невредимо доставить вас в Грецию. Я думаю, что за это не останусь без благодарности ни от вас, ни от всей Греции. (19) Уверенный в этом, я стал просить царя, твердя ему, что по справедливости он должен оказать мне такую милость: ведь это я первым известил его о наступлении Кира, я с этим прибыл к нему сам и привел подмогу, я один из всех сражавшихся против греков не бежал, а прошел насквозь и соединился с царем в вашем стане, куда царь пришел после того, как убил Кира и погнался за бывшими при нем варварами вместе с самыми верными войсками, которые сейчас со мною. (20) Он обещал обо всем этом поразмыслить, а мне приказал пойти и спросить у вас, чего ради вы пошли на него войной. И советую вам отвечать скромно, чтобы ответ ваш был мне на пользу, если я смогу выхлопотать у царя для вас что-нибудь хорошее».

(21) На эти слова греки ответили, посовещавшись в стороне. Клеарх сказал: «Мы и собрались не для войны с царем, и вышли в поход не на царя: ты и сам знаешь, сколько предлогов выискивал Кир, чтобы и вас застать врасплох, и нас сюда привести. (22) А когда мы увидели его в великом затрудненье, нам стыдно стало перед богами и людьми предавать его, после того как мы сами принимали от него столько благодеяний. (23) После смерти Кира мы не оспариваем у царя власти, и нет причины, по которой мы желали бы чинить вред его стране или убить его самого. Мы бы отправились по домам, если бы никто нас не трогал; а обидчика мы постараемся с помощью богов отразить; а уж если кто предложит нам свои благодеянья, то и мы по мере сил не останемся в долгу». (24) Так говорил Клеарх. Выслушав его, Тиссаферн сказал: «Так я и передам царю, а вам дам знать, что он решил. А до моего возвращенья перемирие остается в силе, и мы даем разрешение продавать вам все».