В алюминиевый котел шириной и высотой в два с половиной метра укладывают девятнадцать таких слоев, в которых умещается шесть тысяч восемьсот урановых кубиков, набитых в парафин. Даже один такой кубик должен был бы, по первым прикидочным расчетам Оппенгеймера, сделанным когда-то в 1939 году, «сам по себе взорваться к чертям собачьим». В конструкции Дибнера, однако, маленькие адские машинки не выказывают склонности выламываться из своих парафиновых обойм. Сотрудникам известно, что столь длительное обращение с ядовитым оксидом урана чрезвычайно вредно для здоровья. Они работают в это лето 1942 года, невзирая на палящий зной, «в пыленепроницаемых защитных костюмах, резиновых сапогах, резиновых перчатках и респираторах». На такую защиту не могут рассчитывать две тысячи женщин из концлагеря Заксенхаузен, которые на ораниенбургской фабрике компании «Ауэр» голыми руками добывают оксид урана из захваченного в Бельгии сырья. В конце работы готтовская группа Дибнера выказывает осторожный оптимизм: без применения замедляющего вещества — такого, как тяжелая вода или графит, — можно не бояться размножения нейтронов. Правда, измерения показывают, что в решетчато-кубическом устройстве в дело вступает геометрия реактора, которая обещает гораздо больше, чем методы, испробованные в Берлине и Лейпциге. И у Дибнера уже возникла идея, как оптимизировать эксперимент.
Футбольная команда Чикагского университета некогда значилась в самых верхних строчках Лиги. Однако те славные времена давно миновали. Сейчас бурьяном поросли трибуны стадиона посреди кампуса на Эллис-авеню, между 56-й и 57-й улицами. Когда Герберт Андерсон в первый раз остановился перед огромными западными воротами спортивной арены, ему показалось, что перед ним скорее средневековая крепость. Массивный каменный фасад с зубцами и двумя увитыми плющом башнями тянулся вправо и влево от ворот, ведущих к бывшему залу для игры в сквош под главной трибуной. Зал длиной двадцать метров, шириной и высотой десять метров. Андерсон представляет себе, как сюда встанет будущий реактор.
Как и Гейзенберг в Берлине, Ферми, Силард и Андерсон в середине 1942 года обречены на бездействие. Даже накопленных в Нью-Йорке и отправленных в Чикаго многих тонн урана и графита еще недостаточно для критического реактора. И они терпеливо ждут недостающие материалы в надежде, что рабочие «Goodyear'а» поторопятся, а не только будут упражняться в шутках по поводу нелетучей надувной колоды, которую они мастерят. Однако все же есть одно существенное отличие от ситуации в Германии: у Ферми нет честолюбивых конкурентов в поиске лучшего метода, и он из своих расчетов знает, как надо расположить топливо и замедлитель в будущем опытном устройстве, чтобы действительно вызвать цепную реакцию. Правда, остается последний риск: достаточно ли будет мер предосторожности, принятых Ферми, чтобы удержать цепную реакцию под контролем, или, как опасаются некоторые пессимисты, машина, расположенная в центре миллионного города, взорвется?
Курт Дибнер знает, что в его решетчато-кубической конструкции крепежные распорки и стабилизирующие металлические пластины абсорбируют нейтроны, которые вообще-то должны расщеплять ядра урана. Чтобы повысить выход нейтронов, он хочет вообще отказаться от крепежного материала. Устойчивость решетчато-кубического устройства должна достигаться на сей раз твердым замедлителем, а именно «тяжелым льдом». К этому времени готтовцы уже могут избавить себя от опасной работы заполнения ячеек порошком оксида урана при помощи ложек. Их сто восемь кубиков со стороной в пять сантиметров изготовлены из существенно более калорийного металлического урана. Расположенные с шаровой симметрией, они будут погружены в двести литров тяжелой воды, которая тут же будет заморожена. Для этого эксперимента группа в начале 1943 года временно перебирается в холодильную камеру Химико-технического государственного управления. Если летом они парились в защитной спецодежде, то теперь им приходится работать в условиях постоянных минус десяти градусов Цельсия. Когда измерения завершены, у них есть все основания ликовать: в пересчете на комнатную температуру Дибнер и его группа с их оригинальным экспериментом на 50 процентов превысили показатели четвертого лейпцигского эксперимента по размножению нейтронов. Никто не ожидал, что Дибнер так проворно перегонит своего соперника Вернера Гейзенберга. И прогресс достигнут отнюдь не в престижном столичном Физическом институте кайзера Вильгельма, а на испытательном полигоне Готтов в Куммерсдорфском лесу среди болот и заливных лугов, в скромном деревянном домике на бетонном цоколе, одиноко расположенном среди берез и сосен.