Спор продолжается. Леонтьеву скучно. Чтобы переменить разговор, он спрашивает:
-- Что же вы, господа, на лекцию Жореса пойдете?
-- Жилин не пойдет. Да ну его, краснобая! Буржуазный социализм! Политика компромиссов! Нет уж, увольте! Вот Геда он готов послушать. Но Гед так редко выступает.
А Васюткову лень.
-- Придешь -- толкотня, давка... Бог с ними... И смотрят все на тебя, как на зверя какого...
Он, Васютков, вообще не любит французов. Да и язык плохо понимает. Если медленно, тогда еще ничего. Но французские ораторы говорят слишком быстро, мысли никак не уловишь... На русских собраниях лучше.
Васютков еще что-то говорит о России и о Франции, но Леонтьев уже не слушает его.
Леонтьев осматривает комнату.
-- Сколько вы платите? -- внезапно спрашивает он.
Сорок франков, это положительно недорого. Если бы эти дикари не набросали повсюду белье, одежду и книги, здесь было бы уютно.
Леонтьев внезапно решает. Он не станет платить своей хозяйке долг. Выбросить тридцать франков без пользы, он не так глуп! Но она не выдаст вещей... что ж, кроме двух пар белья, у него там ничего нет!
-- Я поселюсь в этом отеле, -- заявляет он неожиданно.
Он привык действовать быстро. Он наскоро прощается. Спускается к хозяину. Ему показывают комнату. Он не торгуется.
-- Комната за мной, -- объявляет он.
Хозяин спрашивает, когда он привезет свои вещи. Но Леонтьев ждет еще свой багаж из России. Притом, у него в Париже тетя, княгиня N. Он почти живет у нее и там держит все необходимое.
У Леонтьева лоснящийся цилиндр и представительная фигура. Он говорит чисто по-французски. Хозяин с удовольствием слушает его и вежливо подтверждает:
-- Bon, monsieur! Oui, monsieur!
* * *
Жорж Леонтьев уже две недели живет в гостинице святого Марселя. Он редко бывает дома. В cafИ он пишет стихи, на бульварах ищет впечатлений и настроений. Домой он приходит часто под утро, но встает рано. Он всегда бодр и свеж и хозяин отеля любуется им.
-- Вот русский, не похожий на русских! -- говорит он соседям, рассказывая им про жильца, который находится в родстве с княгиней и, вероятно, сам князь, но скрывает это.
Иногда Леонтьев заходит в 24 номер.
Впрочем, в последние дни он зачастил туда, иногда два раза в день заглядывает. В 24 номере он застал однажды маленькую подвижную девушку со смеющимся взглядом. Теперь он ходит туда ради Веры Смолич. Она ему положительно нравится. Она пикантна и даже в этой дымной берлоге остается изящной. Леонтьев часто думает о ней.
Что делает Вера Смолич у сибиряков?
Леонтьев не ревнует. О, если бы он захотел! Но он приглядывается к отношениям сибиряков к девушке.
В присутствии Веры Смолич Жилин и Васютков не спорят. С наивной, почти смешной заботливостью они ухаживают за девушкой. К чаепитию стол накрывается скатертью. Стаканы тщательно моются. Появились бисквиты, пирожные, шоколад. Наконец, Васютков побрился.
Леонтьев спрашивает:
-- Кто эта девушка? Ваша сибирячка?
-- Нет. Так, курсистка... -- отвечает Васютков и почему-то смущается.
-- Знакомая, -- подтверждает Жилин.
"Который из двух?" -- спрашивает Леонтьев себя. Но оба одинаково предупредительны к девушке, оба полусмущены, оба настроены как-то празднично, оба нервничают, когда в определенный час Веры нет.
Вера Смолич много смеется. Смех ее звонкий, раскатистый, детски-веселый. Когда она входит в комнату, кажется, что ворвалась толпа ребятишек. Проходя мимо, Вера оправляет портьеру, грязную машинку с закоптелым чайником снимает с комода и ставит куда-то в уголок, книги и тетради перекладывает с места на место, и кажется, что беспорядок в комнате не уменьшился, но стал красивым и уютным. И все время Вера неустанно говорит и смеется.
Вера любит прозвища. Жилина она зовет "медведь", Васюткова "князь Мышкин", а Леонтьева она назвала "Навуходоносор". Почему Навуходносор, а не иначе, она объяснить не хочет или не может, но иначе его не зовет.
Жилин и Васютков рано встают. Даже хозяин отеля замечает перемену и говорит Леонтьеву:
-- Ваши соотечественники из 24 номера начинают жить, как люди...
Леонтьев снисходительно улыбается и роняет:
-- Cherhez la femme!
Хозяин смеется. О, он это давно заметил!.. Прекрасная молодость!.. Куда она ушла?
Жилин и Васютков часто ходят с Верой Смолич по музеям и художественным выставкам. Васютков всегда утверждал, что любит искусство, но за два года своей парижской жизни один только раз был в люксембургском музее -- как-то выбраться не мог. Жилин же находил, что все эти "художества" баловство пресыщенной буржуазии; он, как идеолог пролетариата, как пролетарий в душе, только тогда будет пользоваться благами искусства, когда оно сделается достоянием пролетарских масс.