В Первый переходный период египетские земли группировались вокруг двух новых династических центров — Гераклеополя к югу от Файюма и Фив па восточном берегу Нила в Верхнем Египте. Примерно с 2160 г. до н. э. гераклеопольские правители из Девятой и Десятой династий установили власть над Дельтой и нижней частью Нильской долины вплоть до Абидоса, вверх по реке. Они считали себя преемниками царей эпохи Древнего Царства (чьи архивы и мемфисский чиновничий аппарат они унаследовали) и, пользуясь центральным географическим положением города, правили наиболее развитой, населенной и богатой частью страны. Но слабость гераклеопольского государстве! заключалась в том, что оно было по сути объединением кланов, сплоченность которого зависела от дружественных, родственных и брачных связей с местной аристократией. В свою очередь, около 2125 г. до н. э. номархи незначительного в то время провинциального города Фивы образовали Одиннадцатую династию, которая после установления централизованной власти над Верхним Египтом начала борьбу с Гераклеополем, результатом которой стало объединение всей страны и образование Среднего царства.
Вся известная нам литература Первого переходного периода была создана в Гераклеопольском царстве, в котором сохранялись образованная элита и архивы Мемфиса. Естественно, в памятниках появляются сравнения с эпохой Древнего царства, но от них часто веет безысходностью. В одном тексте, «Песни арфиста», рассказывается о том, как древние гробницы были оставлены жрецами: «Стены их разрушены, и мест этих нет как не бывало». Многие авторы говорят о потере веры, самоубийство становится темой для литературных произведений. Другие воспевают гедонистическое отношение к жизни:
Умножай еще более свои наслаждения,
Не давай сердцу своему огорчаться,
Следуй желанию его и благу твоему…
…Празднуй радостный день и не печалься,
Ибо никто не уносит добра своего с собой,
И никто из тех, кто ушел туда,
Еще не вернулся обратно!
Многие люди сохранили веру в загробную жизнь, но переняли для себя древние царские ритуалы: например, вырезали отрывки из «Текстов пирамид» на своих гробах, чтобы тоже, став Осирисом, достичь обожествления после смерти. Другие подчеркивали необходимость претворения в жизнь истины маат, под которой подразумевалась правда, справедливость и добродетельность. «Повесть о красноречивом поселянине» наставляет: «Правда пребывает до века, она нисходит вместе с тем, кто поступает в соответствии с ней, в преисподнюю, когда совершается его погребение. И когда он предан земле, его имя не изглаживается на земле: его вспоминают за добрые дела. Таково предписание слова божия». Эти представления родились из ощущения хрупкости и уязвимости, которым была пропитана духовная атмосфера Первого переходного периода.
Анхтифи был одним из многих провинциальных магнатов, разбогатевших на грабежах и поддерживавших весьма непрочные связи с гераклеопольскими царями из Десятой династии. Он был старшим над жрецами и номархом, то есть имел высшую духовную и светскую власть в Иераконполе, откуда происходили первые цари объединенного Египта, правившие за тысячу лет до описываемых событий.
Анхтифи было предложено занять аналогичные посты и в соседнем Эдфу — причем сделал это не гераклеопольский правитель, а не кто иной, как сам Хор, бог-покровитель города. Анхтифи описывает это в длинной автобиографической надписи, высеченной в его гробнице: «Хор позвал меня в область Эдфу, чтобы восстановить процветание, здоровье и жизнь». Весьма красноречив тот факт, что Анхтифи только один раз упоминает в своей надписи имя царя Неферкара, причем выглядит это так, что Анхтифи просит о благословении для него: «Пусть Хор пошлет хороший разлив своему сыну Неферкара». Намеки на плохой разлив становятся общим местом в текстах Первого переходного периода, а Анхтифи так описывает положение дел в Верхнем Египте: «Весь юг умирал от голода, люди поедали своих собственных детей». Однако это преувеличение, типичный способ, посредством которого правители доказывали свою необходимость, утверждая, что простые люди не смогут справиться с тяготами жизни, будучи предоставленными самим себе и что в их собственных интересах подчиниться власти. Как говорит Анхтифи: «Тем, кого я взял под свою руку, ничто не могло навредить, ибо рассуждения мои были мудры, а планы — превосходны. Но всем невежественным и жалким людям, которые возражали мне, я отплатил за их дела». Власть Анхтифи распространялась до первого порога на юге, он совершал набеги на Фивы. Но в конце концов Иниотеф и его преемник оказались более удачливыми в борьбе за власть.
Ок. 2160 г. до н. э. Хети, бывший, по-видимому, номархом в эпоху Древнего царства, становится первым царем Девятой династии и превращает Гераклеополь в свою столицу. Первоначально династия претендует на власть над всем Египтом, но через несколько десятилетий в верхнеегипетских Фивах появляется самостоятельная династия правителей. Гера-клеопольские цари предпринимают военные действия против азиатских захватчиков в Дельте и имеют определенную власть над Нильской долиной вплоть до Абидоса, однако при них и при их преемниках из Десятой династии государство по своей сути является скорее конфедерацией отдельных областей без прочной централизованной власти.
Ок. 2125 г. до н. э. На юге страны Иниотеф Великий, совмещавший должности номарха и верховного жреца в Фивах, провозглашает себя наследным царевичем и господином Верхнего Египта, хотя и не претендует на то, чтобы быть царем. Несколько поколений спустя среди потомков Иниотефа возникает предание, что человек по имени Тепи-а, буквально — «предок», известный также как Ментухотеп I, правил в то время как царь, однако в действительности этот персонаж — не более чем вымысел.
Ок. 2125–2112 гг. до н. э. Иниотеф I, которого позднее стали считать сыном легендарного Ментухотепа I, становится первым царем Одиннадцатой династии. Он провозглашает своей столицей маленький город Фивы и связывает благополучие своего рода с покровительством Монту, местного бога войны с головой сокола. Используя древние предания, он усиливает авторитет своей династии в обществе. Иниотеф укрепил свою власть над Верхним Египтом, нанеся поражение в битве Анхтифи, номарху Эдфу и Иераконполя.
«Смута охватит страну, и никто не ведает, чем она кончится; содеется неписаное, невиданное и неслыханное… Возьмутся все за оружие, и стенания наполнят страну. Изготовят люди оружие медное, станут требовать хлеба и крови и смеяться смехом страдания. Не будут оплакивать мертвых и поститься в память покойника, ибо очерствеют сердца и перестанут совершать люди привычное для них ныне. Поднимется сын на отца своего и ополчится на брата. И убьет человек отца своего. Все уста будут молить о любви, но исчезнет все благое. Погибнет страна, несмотря на законы ее… Наследие предков утратится. Лишат человека достояния его и отдадут постороннему. Я вижу хозяина обездоленным, а пришельца в довольстве… Поселится богатый на кладбище, и бедняк заберет достояние его… неимущий станет есть хлебы жертвенные».