В России самодержец мог менять все, что ему заблагорассудится, – вплоть до географии страны. Из своего голландского опыта Петр сделал вывод, что именно близость моря, открывавшего путь торговле и международному обмену, сделала Нидерланды современной державой. Точно так же российская отсталость объяснялась для него географическим положением – отсутствием удобного морского порта. Если все дело было в географии, самодержец мог просто приказать ее изменить. Чтобы получить выход к морю, Петр задумал довести боеспособность своей армии до современного уровня и завоевать обращенный к Европе порт в дельте Невы. Шведам, которым принадлежала эта территория, оставалось только подвинуться.
Когда в 1698 году Петр вернулся в Москву, он уже планировал новую столицу, но строить ее пока было негде. Отсутствие выхода к морю, однако, не мешало ему начать осуществлять свои планы: заставить подданных выглядеть по-европейски можно было уже сейчас. В первый же день по возвращении Петр собрал придворных в загородном дворце и, в соответствии с европейской модой, лично отстриг бороды и усы своим боярам. После этого он приказал держать брадобреев на всех московских заставах. С тех пор все приезжавшие в столицу дворяне и бояре проходили обязательную процедуру бритья, и только после этого их пускали в город.
Бороды были только началом. На первом же царском пиру, который Петр дал в Москве, самодержец появился с ножницами и один за другим укоротил длинные рукава боярских кафтанов. «Они вам только мешают, – увещевал он бояр. – То кубок опрокинете, то в соус по забывчивости своей окунете»9. Однако длинные рукава беспокоили Петра далеко не только как возможная причина боярской неопрятности за царским столом; непрактичность такого кроя символизировала все недостатки избалованной русской элиты. России нужны были новые лидеры, способные учиться на практике, как Петр на голландских верфях.
Ко времени воцарения Петра в руках династии Романовых сосредоточилась абсолютная самодержавная власть, поэтому неудивительно, что бояре полагали участие в роскошной, обильно напитанной алкоголем придворной жизни своей единственной столичной обязанностью. Царь (или «император», как позже стал величать себя неравнодушный к античным аллюзиям Петр) являлся непосредственным владельцем всех российских земель. Бояре же были хранителями выделенных им участков его собственности, включая живших на этих землях крепостных крестьян, которых можно было передавать от хозяина к хозяину и из поместья в поместье без их согласия. Не собираясь дать боярам ограничить его власть, Петр все же считал, что их атрофирующимся от безделья способностям можно найти какое-то применение. Он учредил Табель о рангах для военных и статских чинов, в соответствии с которой люди благородного происхождения – а также иностранцы и даже способные, но не знатные подданные царя – могли продвигаться по службе, доказывая свою состоятельность на экзаменах или получая повышения за выслугу лет. Вводя Табель о рангах, Петр хотел привнести в русскую жизнь меритократические ценности, присущие деловым кругам Амстердама, – но в пределах, безопасных для существующей системы наследственной власти, оставлявшей за ним последнее слово.
По тем же причинам Петр хотел снизить влияние церкви. Все в православии виделось ему устаревшим. Церкви строились по византийским канонам, тогда как саму Византию, когда-то оплот православия, турки стерли с карты мира еще в 1453 году. (Знаменитые луковичные главки русских церквей появились из необходимости приспособить высокий архитектурный стиль Малой Азии к северным зимам: снег, не скапливаясь, съезжал с них вниз.) Русские иконописцы стремились сохранить верность заветам средневековых византийцев, изображая статичные сцены из житий отрешенных от мира древних святых. В то же время в тысяче километров к западу – и, кажется, на тысячу лет впереди московской Руси – европейские живописцы учились максимально правдоподобно изображать окружавший их мир, прославляя новые завоевания всемирной торговли в драматических морских пейзажах, поразивших воображение Петра еще в Амстердаме. Вернувшись, Петр успешно провел реформу, в результате которой церковь стала подчиняться непосредственно государю, однако свободу вероисповедания, которой пользовались амстердамцы, вводить не стал, опасаясь реакции. Даже в своей новой столице он провозгласит терпимость только по отношению к христианским конфессиям. Иудеям, мусульманам и представителям других религий требовалось специальное разрешение, чтобы поселиться в городе.