Надвое разделилась и «высшая критика» источников. В начале XIX в. историки романтического направления, живо интересовавшиеся «родной стариной», «историческими корнями» и «народным духом», начали понимать, что во многих случаях даже вполне подлинный и хорошо восстановленный текст может заключать в себе не сообщение очевидца, а всего лишь запись молвы, устного предания, которое обычно развивается по своим особым законам. Такой текст, очевидно, уже не может считаться первоисточником. Понятие «исторический источник», таким образом, было ограничено. От него отпочковалось понятие «первоисточник».
Стало ясно, что еще до того, как будут установлены идейные позиции автора текста, его тенденциозность и т. п., т. е. еще на первом этапе высшей критики, историк должен выяснить, откуда и в каком виде автор получил те сведения, которыми он располагает.
Так, в конце XVIII — начале XIX в. стараниями Ф. А. Вольфа и его школы была выявлена историческая несостоятельность гомеровского эпоса (представленная в «Илиаде» картина Троянской войны оказалась мозаикой, составленной из множества разновременных преданий и мифов). Тогда же известный немецкий историк Б. Г. Нибур выступил с теорией, согласно которой у истоков всякой исторической традиции лежит «баснословный период». Поэтому надежность источников, освещающих древнейшее прошлое любого народа, будь то римляне, греки или германцы, всегда в высшей степени сомнительна. В России, начиная со второй четверти XIX в., примерно те же идеи исповедовал Каченовский и его «скептическая школа». На этом пути было много перегибов. В критическом задоре многие ученые ставили под сомнение целые большие периоды древней и средневековой истории на том основании, что они лишены необходимой источниковедческой базы и сведения о них приходится черпать из таких ненадежных источников, как те же гомеровские поэмы, Библия или русские летописи. Однако в целом это направление было, несомненно, плодотворным и сыграло большую роль в развитии нашей науки.
Дальнейшее углубление критического метода показало, что даже и в тех довольно распространенных в древности случаях, когда тот или иной автор опирался не на устные предания и слухи, а на предшествующую письменную традицию, его текст в первоначальном и неповрежденном виде все равно не может считаться первоисточником, поскольку чаще всего древние историки не просто переписывали чужие тексты, а свободно их перелагали, внося в них много всякой отсебятины. В таких случаях текстология своими силами уже не может установить, откуда автор данного текста брал ту или иную информацию, и как он ее использовал. Для этого нужно сопоставить его труд с трудами его предшественников, т. е. выявить источники источников. Именно таким способом тот же Нибур попытался расчленить информацию, сохраненную в «Анналах» Тита Ливия, положив начало той отрасли науки, которую можно было бы назвать «палеоисториографией». Палеоисториография составляет ядро первого или коммуникационного этапа высшей критики источников. Изощренная методика такого рода исследований была разработана и применена на практике Л. Ранке и его преемниками — корифеями немецкой исторической школы второй половины XIX в. — Я. Буркхардтом, К. Лампрехтом, Т. Моммзеном и др.
Именно Ранке сформулировал и основной принцип второго и последнего этапа «высшей критики» источников. На этом этапе определяются объективность показаний, полнота и точность сведений, т. е. правильность фактов. Только на этом этапе историк оценивает само содержание информации источников, выясняет, насколько оно соответствует тому, что было в действительности, т. е. занимается тем, что можно было бы назвать содержательной критикой источников.
Эмоциональные или нравственные оценки, проникновение в сущность исторических процессов претили всему складу мышления Ранке, так как идейной основой его мышления был плоский эмпиризм — преклонение перед фактом. Конечную цель исторического исследования Ранке формулировал просто: установить «как оно на самом деле происходило». Факты, если их намеренно не искажать, должны сами собой сложиться в целостную и разумную картину. Надо только отойти от мелочного следования зигзагам политической истории, пристальнее вглядеться в медленные изменения экономики и быта, в смену юридических норм. Последователи Ранке Буркхардт и Лампрехт, двигаясь в намеченном им направлении, пришли к созданию задуманной еще Вольтером истории культуры. Ранке считал, что современный историк должен отрешиться от всякой партийности и тенденциозности. (При этом он, естественно, не замечал своей собственной буржуазной и националистической ограниченности.) Точно так же должны быть очищены от тенденции, от всего субъективного и свидетельства источников. Поэтому Ранке и его преемники стремились выяснить не только осведомленность и истоки информации древних авторов, но и разузнать все, что касается их взглядов, интересов, пристрастий и т. д. Такая установка вела к тому, чтобы увязать палеоисториографию со всем историческим процессом изучаемого периода. Впрочем, Ранке и его школа не смогли особенно далеко продвинуться в этом направлении. Они не видели зависимости взглядов историка от его среды, от общего уровня эпохи и от социально-экономических интересов тех или иных слоев общества. Искажения информации в источниках казались им хаотическими, лишенными какой-либо закономерности. Теряясь перед этим кажущимся хаосом, Ранке вообще старался уменьшить зависимость историка от нарративных (повествовательных) источников — летописей, «историй», мемуаров и т. п., предпочитая им документальные источники — акты, грамоты, договоры и т. п. Источники первой категории ненадежны, потому что предназначены специально для передачи исторической информации. Поэтому в них события намеренно подаются в желательном и выгодным для кого-то освещении. Вторые же вызваны к жизни практическими сиюминутными потребностями. Поэтому в них не столь часто можно встретить сознательные искажения действительности. Правда, свидетельства документов в целом беднее и, главное, отрывочнее, чем свидетельства повествовательных источников. Все же Ранке удалось повернуть внимание историков от библиотек к архивам, от намеренных исторических сообщений к ненамеренным.