Пелопоннесская война, о которой он намерен поведать миру, по всем статьям превосходит войну из-за Трои, как и все остальные предшествующие ей войны, — такова основная мысль историка, красной нитью проходящая через все Вступление. Однако историческая реальность похода на Трою ни разу не ставится под сомнение. Фукидид замечает только, с оттенком известного снисхождения к слабостям своего предшественника, что, будучи поэтом, Гомер мог приукрасить и преувеличить некоторые детали подлинных событий. Со своей стороны, он заверяет читателя, что его заботит не столько красота изложения (пусть о ней беспокоятся поэты вроде того же Гомера), сколько точность и правдивость передачи исторических фактов. По всему видно, хотя сам он прямо и не признается в этом, что Фукидид видел в Гомере своего единственного серьезного соперника, видимо, даже более серьезного, чем Геродот, и, следовательно, воспринимал его не только как поэта, но и как самого настоящего историка, хотя и писал он гекзаметром, а не прозой, как сам Фукидид.
Один этот факт показывает, что, несмотря на всю глубину и остроту своего ума, Фукидид остается все же человеком своего времени, античным историком, которого отделяет от современной историографии целая пропасть. Ни один серьезный современный историк не рискнул бы принять свидетельства Гомера о Троянской войне и связанных с ней событиях за достоверный исторический источник. В «Илиаде» и «Одиссее» подробнейшим образом рассказывается о множестве разнообразных событий, таких, как сражения, морские плавания, пиршества, жертвоприношения, погребения и т. д. Все это изображено очень наглядно и живо со знаменитой гомеровской пластичностью, но все это не может считаться историей по той лишь простой причине, что сам Гомер был не историком, а поэтом. Для древних, как мы только что видели, это различие не имело принципиального значения, так как они не усматривали никакой серьезной разницы между историей и мифом. Мы теперь, конечно, не можем, не имеем права не замечать этого различия, хотя и сейчас еще нередко находятся люди, которые именно так и поступают.
В недавно опубликованной книге грузинского филолога Р. Гордезиани «Проблемы гомеровского эпоса» (Тбилиси, 1978) даются весьма заманчиво звучащие рекомендации для тех, кто стремится найти историческое зерно в художественных произведениях подобных «Илиаде» и «Одиссее». Обычно в таких произведениях, уверяет нас автор, «исторические события органично слиты с мифологией, сказочными элементами и вымышленными моментами. Такого рода синтез, однако, вовсе не означает бессистемного смешивания разных элементов. При правильном подходе к таким произведениям можно довольно четко выделить каждый из этих элементов и сделать их объектом специального исследования». Итак, по мысли автора, надо только знать, с какой стороны подойти к памятнику героической поэзии, и он тут же раскроет нам все свои секреты, поскольку история и вымысел перемешаны в нем не хаотично, а в строго установленных пропорциях, выверенных почти как на аптекарских весах.
О том, что происходит в действительности, когда исторические факты и художественный вымысел смешиваются в общем потоке эпической традиции, мы можем судить по некоторым достаточно хорошо известным примерам, взятым из истории средневековой европейской литературы. В 778 г. Карл Великий вторгся со своим войском в Испанию, принадлежавшую в то время арабам. На обратном пути арьергард его армии подвергся в Ронсенвальском ущелье в Пиринеях нападению со стороны местных жителей — басков и был почти целиком уничтожен. Среди погибших был некий граф Роланд. Об этом эпизоде упоминают некоторые французские хроники, изображая его не столь уж значительным событием. Однако в знаменитой поэме «Песнь о Роланде», созданной спустя почти 400 лет после того как это событие произошло, оно представлено уже в совсем ином виде, как грандиозная битва между христианским воинством Карла во главе с Роландом и несметными полчищами язычников-сарацин, которых автор поэмы произвольно подставил на место христиан-басков.