геологическое строение его поместий или некая идеограмма вида растения или животного, свойственного его округу.
И пока все эти задачи решались в больших домах, многочисленные безработные студенты и исследователи этого предмета пополняли свои знания или совершенствовали свои навыки в публичных библиотеках, музеях, арендованных студиях, а также среди отдаленных болот и плантаций поместий, чью обширность и сложность они мечтали свести к стилизованному изображению на простом поле.
Некоторые из тех, кто обслуживал крупных землевладельцев в гостиничном баре, объяснили мне, что их единственная надежда — убедить конкретного землевладельца в том, что геральдическое искусство его семьи вытекает из слишком узкого круга дисциплин.
Один из просителей намеревался изложить результаты своих исследований в области энтомологии и доказать, что металлические оттенки и продолжительные ритуалы определённой осы с ограниченным ареалом обитания могут соответствовать чему-то, ещё не выраженному в искусстве семьи, покровительства которой он добивался. Другой проситель намеревался представить свои выводы, основанные на многолетних исследованиях в области метеорологии, будучи уверенным, что некий землевладелец не мог не видеть для него значимости причуд сезонного ветра, приближающегося к его землям.
Были и другие, которые обращались к землевладельцам, не имея ничего, что могли бы им порекомендовать, кроме своих программ, позволяющих более широко демонстрировать цвета и украшения, уже принятые в семье. Я слышал о проекте создания системы внутренних аквариумов, в каждом из которых содержались бы рыбы только одного вида, но при этом всё было бы организовано так, чтобы сквозь многочисленные слои прозрачного стекла, промежутки слегка замутнённой воды и изображения мутной воды в слегка замутнённом стекле наблюдатели могли видеть многообразные узоры двух цветов, которые имели значение. Один человек усовершенствовал процесс использования самых ярких красителей для создания изысканных сёдел.
Другой сдержанно отзывался о театре, предсказуемо декорированном, но с множеством марионеток, имитирующих даже тех персонажей, чьи имена увековечены простым стеблем листвы или цветной полоской на знакомом гербе.
Самый скрытный из ожидающих мог быть полезен только землевладельцу, который сам был любителем тайн. Были некоторые главы семей, которые годами трудились над своими гербами, но затем скрывали их частично или полностью. Они могли гордо говорить о них с несколькими друзьями, но только они могли наслаждаться умиротворяющей гармонией.
или захватывающий контраст, который могли полностью осознать только они. Проситель, разыскивающий таких людей, нёс с собой запас стёкол и линз, загадочно окрашенных для изменения или стирания определённых цветов; пигменты, чувствительные к малейшему солнечному свету; холсты, панели и рулоны шёлка – всё двойной толщины.
У всех этих групп были определённые основания обращаться даже к землевладельцу, который, как известно, давно определился с узорами и цветами, олицетворявшими всё, что он ценил. Но были и просители, обладавшие лишь поверхностными познаниями в своей области. Они вежливо предложили свои услуги собравшимся землевладельцам в надежде, что один из знатных домов как раз в тот момент объявил своё геральдическое искусство «завуалированным».
В моё время это слово употреблялось лишь в переносном смысле, но раньше можно было увидеть карету с небольшим шлейфом чёрного или пурпурного бархата, накинутым на каждую расписную панель. И когда кучер, чувствуя себя неловко в своей импровизированной серой карете, вечером направлял лошадей по широкой подъездной дорожке, некоторые окна лишь отражали однотонный цвет неба, поскольку тот же тёмный бархат был завешен за ними ради небольшого цветного окошка.
Иногда странствующие дизайнеры узнавали о завесе, когда замечали смутное раздражение и недовольство среди членов знатной семьи или слышали о долгих совещаниях в запертых библиотеках и о слугах, которые после этого до полуночи трудились, чтобы убрать книги и рукописи, годами нетронутые. Но чаще всего о завесе объявляли так неожиданно, что даже дизайнер, работающий при доме, оказывался застигнутым врасплох (и вынужденным без предупреждения усомниться в ценности дела всей своей жизни).
Иногда публичного объявления не делалось – скорее из мимолетного нетерпения к формальностям, чем из желания скрыть событие. Но посетитель в отдалённом особняке сразу же мог увидеть доказательства. Флагштоки стояли голыми над теннисными кортами. Маляры работали в павильонах у полей для поло. Рабочие на многоэтажных лесах выковыривали осколки стекла из витражных окон и, несмотря на всю срочность своей работы, останавливались, чтобы взглянуть на какую-нибудь часть равнины сквозь бесформенный кусок цвета, который когда-то мог бы стать символом славы. В помещении французские полировщики ступали среди куч спутанных нитей, оставленных швеями, выковыривающими из гобеленов все следы устройства, которое когда-то казалось частью