ЧЕТВЁРТЫЙ ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЕЦ: (Снимает пиджак и закатывает рукав рубашки выше локтя. Разглядывает кожу на предплечье.) Должен признаться, что за все эти годы я так мало знаю о своей собственной коже. Мы все жители равнин, вечно утверждающие, что всё, что попадается на глаза, – это ориентир чего-то за ними. Но знаем ли мы, куда ведут нас наши собственные тела? Если бы я составил карты всех ваших шкур. Я имею в виду, конечно, проекции, подобные проекции Меркатора. Если бы я показал их вам, узнали бы вы свою? Я мог бы даже указать вам на отметки, похожие на крошечные разбросанные города или скопления леса на равнинах, о которых вы никогда не задумывались, но что вы могли бы рассказать мне об этих местах?
1-Й ПОМЕЩИК: Я говорю о своей идеальной женщине, помните — единственной женщине, о которой все мы говорим.
ВТОРОЙ ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЕЦ: Конечно, они умеют летать, и на равнинах достаточно деревьев. Но они гнездятся на земле. А дрофа даже гнезда не строит — лишь ямку или небольшое углубление в сухой земле. Меня не интересуют споры об эволюции, инстинктах и прочей ерунде. Вся наука чисто описательная. Меня интересует, почему. Почему некоторые птицы прячутся на земле, когда им угрожают враги? Это, должно быть, признак…
Что-то. В следующий раз, когда увидите гнездо дрофы, спросите себя: «Почему?». Лягте, попытайтесь спрятаться на равнине и посмотрите, что произойдёт.
5-Й ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЕЦ: Неужели мы забыли о первых поселенцах — людях, которые остались на исследованных ими землях?
3-Й ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЕЦ: Но даже после многих лет, проведенных на равнинах, они могли бы вспомнить о другой земле или о земле, которую они надеялись найти, если бы только равнины не казались бесконечными.
ЧЕТВЁРТЫЙ ПОМЕЩИК: Пытаюсь вспомнить строки из «Зонтика в полдень» — забытого шедевра; одной из величайших романтических поэм, написанных на равнинах. Ту сцену, где житель равнин видит девушку издалека, когда все загоны окутаны маревом. И не трудитесь поднимать старое возражение: поэзия той эпохи превратила нас в пародии на самих себя, застывших в позе человека, вечно смотрящего вдаль.
6-Й ПОМЕЩИК: Насколько я помню, эта сцена – единственная в поэме. Двести строф о женщине, увиденной издалека. Но, конечно, о ней почти не упоминают. Важен странный полумрак вокруг неё – иная атмосфера под зонтиком.
ЧЕТВЁРТЫЙ ПОМЕЩИК: И когда он медленно идёт к ней, он видит эту ауру, этот шар светящегося воздуха под зонтиком, который был, конечно же, шёлковым, бледно-жёлтым или зелёным, и полупрозрачным. Он так и не может различить её черты в этом сиянии. И он задаёт невозможные вопросы: какой свет более реален — резкий солнечный свет снаружи или мягкий свет вокруг женщины? Разве само небо не является своего рода зонтиком? Почему мы должны думать, что природа реальна, а вещи, созданные нами, — нет? И, конечно же, он хочет знать, почему мужчины его вида могут обладать только тем, что находят в тёмных нишах библиотек с окнами, выходящими на юг, на глубокие, затенённые листьями веранды.
ВТОРОЙ ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЕЦ: Насколько нам даёт защиту земля? Мы все — дрофы или перепела по-своему, видящие равнины, как никто другой.
6-й землевладелец: От света ложных солнц, озаряющего произведения искусства, / Он всегда отворачивался. Однако эта далекая земля, / Ни древняя равнина, ни мечта, / Иногда манила его своим тайным блеском. / Теперь же хрупкий шёлк устремлял к его взору / Всё странное сияние иного неба.
ПЯТЫЙ ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЕЦ: Дело в том, что первые поселенцы остались здесь, вероятно, потому, что равнины были наиболее близкими к тем землям, которые они искали. Не могу поверить, что даже наши равнины могли сравниться с этим.
Земля, которую мы все мечтаем исследовать. И всё же я верю, что эта земля — всего лишь ещё одна равнина. Или, по крайней мере, к ней нужно приближаться через равнины вокруг нас.
ТРЕТИЙ ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЕЦ: Кто когда-то утверждал, что на равнинах должны быть все города, горы и морские побережья, которые мы могли бы посетить? В своём романе он изобразил каждого австралийца живущим в сердце какой-то равнины.
6-Й ПОМЕЩИК: Зонтик — это ширма, которую каждый из нас хочет сохранить между реальным миром и объектом своей любви.
ВТОРОЙ ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЕЦ: Мы говорим о жизни на равнинах, но каждый из нас думает о жене и дочерях, ждущих его в самом сердце особняка из сотни тёмных комнат. Большинство наших дедов были зачаты в гнёздах, похожих на перепелиные или дрофьи.
ЧЕТВЁРТЫЙ ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЕЦ: Мы провели большую часть жизни на ветру. Мы видели, как тени целых облаков терялись на милях нашей травы. Но каждый из нас помнит, не правда ли, как однажды вечером мы сидели на веранде, куда солнечный свет едва проникал сквозь листву лиан, или в гостиной, где шторы оставались задернутыми с ранней весны до поздней осени. Бывали месяцы, когда равнины казались такими далёкими, и мы каждый день сидели дома, с удовольствием наблюдая за чьём-то бледным лицом.