главному преподавателю некоторые из моих выводов и краткое описание проекта, над которым я все еще работаю.
За все прошедшие с тех пор месяцы мне в ответ показали лишь короткий отрывок из серии комментариев, написанных девушкой к работе составителя альбомов с описанием регионов равнин. Я не мог не заметить краткого упоминания о себе (выполненного её безупречным почерком), но это меня не воодушевило. Если бы она неправильно поняла только более частные из моих целей, я мог бы подготовить для неё более ясное их изложение. Но она, похоже, слепа даже к причине моего присутствия в её доме. Здесь не место рассматривать причудливый образ, который она обо мне лелеет. Замечу лишь, что даже самые незначительные её ожидания вряд ли оправдались бы, если бы я проигнорировал долгую историю своего пребывания на равнинах и представился просто любопытным путешественником с самых дальних уголков Австралии.
OceanofPDF.com
{три}
OceanofPDF.com
Я держался библиотеки, хотя она не всегда была тем самым безопасным убежищем, в котором я нуждался. Надо признать, мой покровитель редко беспокоил меня по вечерам.
Я мог бы зажечь гроздья ламп во всех комнатах и коридорах этого места и всю ночь бродить без помех среди комнат, полных книг, которые я ещё не читал. Но я предпочитал работать при дневном свете, когда высокие окна с одной стороны и ряды разношёрстных томов с другой позволяли мне думать, что я всё ещё нахожусь между двумя чудовищностями.
Два холма, представшие передо мной тогда, казались ещё более неприступными, чем в прежние годы. Сквозь многие окна, когда шторы и жалюзи не были задернуты, я видел то, что мог бы описать лишь как холмы – гряды склонов и складок с густыми пучками верхушек деревьев, заполняющими самые глубокие долины между ними. Хозяева дома были озадачены моим интересом к этим холмам. Никто не считал их какой-либо достопримечательностью. Вся их территория была названа в честь пяти ручьёв, протекавших среди них, и когда я предположил, что ландшафт нетипичен для равнин, я вспомнил, что теперь нахожусь в районе, где люди часто упускают из виду промежуточные черты, интересуясь более широкими равнинами, как они их понимали. То, что я назвал бы отличительной чертой, привлекающей к изучению, было лишь деталью равнины, если её как следует рассмотреть. А в другом направлении, среди книжных залов, я нашёл много того, что меня смущало. Я думал, что достаточно хорошо знаю письменность равнин, чтобы в любой библиотеке найти темы, наиболее близкие к делу моей жизни. Но в этих лабиринтах комнат и пристроек категории, с которыми я наконец-то познакомился, по-видимому, игнорировались. Владелец огромных коллекций, его библиотекари и хранители рукописей, похоже, договорились о системе классификации, в которой перемешались произведения, никогда не связанные никакими условностями привычных мне равнин. Иногда, по вечерам, осознавая, с одной стороны, сбивающие с толку хребты между моими окнами и предполагаемым горизонтом, а с другой – постоянное стирание различий в непредсказуемой последовательности названий, я задавался вопросом, не были ли все мои исследования до сих пор лишь беглыми взглядами на обманчивую поверхность равнин.
Иногда это сомнение беспокоило меня так долго, что я начал надеяться, что мой покровитель вскоре пригласит меня на одну из своих «сцен», хотя в первые годы моей жизни в поместье это казалось мне утомительным развлечением.
Бывали недели, когда я ни с кем не разговаривал в большом доме. Я сидел, читал, пытался писать и ждал ясного знака того, что я мог бы назвать лишь невидимым событием, которое непременно должно было меня коснуться. Затем, в последнее утро ясной погоды, когда небо было окутано дымкой грозы, которая будет надвигаться весь день, и я, казалось, с нетерпением ждал дня, когда моё откровение повиснет надо мной, словно обещание перемен в душном воздухе, тогда приходила весть, что я должен явиться на какое-то мероприятие. Это слово когда-то казалось мне наименее удачным из множества, свойственных семье и свите моего покровителя тех дней. Поначалу я воспринимал его лишь как причудливую замену нескольких распространённых терминов, описывающих сложные однодневные поездки семей к безымянным местам в дальних уголках своих земель. Я принимал участие в подобных вылазках с другими большими семьями и особенно наслаждался их привычкой уединяться на большую часть дня в своих огромных палатках без окон, тихо, но неустанно пить, слушая, как трава шуршит по внешним сторонам их полупрозрачных стен, и притворяясь, что не знает, где среди миль таких взъерошенных трав они могут быть. (Для некоторых из них это было не притворство. Они начали пить за завтраком, пока машины и фургоны загружались, а женщины были далеко за закрытыми дверями, одеваясь в официальном стиле, который всегда соблюдался в такие дни. А были и другие, которые, возможно, догадывались, в каком из тысячи подобных мест они обосновались, но впадали в пьяный сон, по-прежнему сидя прямо и правильно одетые, во время долгого пути домой и ничего не помнили на следующий день.)