Вечером он не служитель Инноса, а лишь простой путник, решивший отведать всех прелестей жизни. Но где их испробовать? Вряд ли здесь, в достаточно чванливом трактире, где посетители были как на подбор - богатые и довольные своей жизнью: ремесленники, торговцы, командиры стражи. Нет, если Ксардас действительно хочет получить чего-то новенького, то ему следует спуститься по узкой улочке в Портовый квартал.
Едва начало смеркаться, он надвинул максимально сильно капюшон, чтобы, не дай Иннос, если ему повстречается мать, она его не узнала. Конечно, стоит сходить к ней, но... Ксардас довольно-таки хорошо помнил, как мать отговаривала его уходить с паладинами. Единственным ее аргументом было то, что она не переживет, если потеряет еще и сына. Послушник с некоторым стыдом вспоминал, как отмахнулся тогда от ее доводов и на следующий же день направился к местному руководителю стражи с требованием отправить его на войну против Белиара. Зачем? Он не мог понять своего поступка...
Впрочем, кружка темного паладинского пива, поданного хмурым хозяином портовой таверны, развеяла все сомнения Ксардаса, превратив их в ничто. За ним последовал джин, противный на вкус, но со своей задачей - напоить - хорошо справлявшийся. В таверне из знакомых лиц были только несколько моряков с корабля, рассказывавших о своих «подвигах» (Ксардас прекрасно помнил, что никто из морских свинок не решился ступить на берег, ожидая Белиарову кару).
И оттого их россказни казались еще более глупыми и неправдоподобными. Но вступать в спор с толпой пьяных моряков - тухлое дело, и послушник еще с большим фанатизмом топил себя в дешевой выпивке.
Кинув с десяток золотых, Ксардас, пошатываясь, встал с грубо сколоченной табуретки, и, рискуя разбить голову или получить нож в спину, отправился в «Красный фонарь». Хозяин сего заведения, седой старик, давно не любовавшийся женской красотой, вскинув бровь глянул на кошелек неведомого путника, по имени Джейкоб. Кошель был достаточно увесист, чтобы старик подозвал из-за невысокой ширмы (наверняка из Варанта) тоненькую девочку и показал пальцем на послушника.
Тот не мог поверить, что совершает подобные... проступки. Именно проступки, ведь магам, по идее, ничем таким заниматься не пристало. Да и послушникам, соответственно, тоже. Но Ксардасу было наплевать - сегодня он не слуга Инноса, необходимо сделать перерыв.
Девочка слишком хорошо знала свою работу, чтобы послушник разочаровался. Он без всяких возражений за подобное отдал бы не то что пятьдесят монет, а все сто или даже двести - слишком хорош был вечер в Хоринисе.
Наступала темная ночь, и вот уже по пристани начали бродить стражники с факелами, отлавливая самых буйных из пьянствующих. Послушник решил, что с него хватит, да и спать хотелось просто жуть. Он пошел не напрямик через Портовый квартал - так велик шанс нарваться на пьяный нож, а через казармы ополчения, где можно не переживать за свой кошелек, за сегодняшний вечер порядком опустевший.
Ксардас с бессмысленной улыбкой поднялся по крутой лестнице на второй этаж трактира, с трудом провернул ключ в замке и сразу же, едва не забыв запереться изнутри, рухнул на кровать. Ему было так хорошо, как никогда прежде. И от всего этого он отказался, когда ушел в монастырь? Быть не может...
Следующая мысль Ксардаса потонула в навалившемся сне. Дремота брала свое...
Часть первая. Глава шестая.
Капли дождя попали за шиворот, но Ксардас не обращал на них внимания. Да и долгий подъем в гору совершенно ему не надоел. Он был слишком погружен в свои мысли. Ну почему, почему он не пошел сразу к матери? Почему направился в бордель и кабак, а не к матери? Конечно, умом он понимал, что помочь ей ничем было нельзя. Она умерла в постели в то самое утро, когда корабль подошел к Хоринису и причалил в гавани. Ее тело нашли соседи, когда пришли за долгом в пять золотых монет.
Она мертва, отец пропал и тоже, скорее всего, мертв. Ксардас впервые за годы жизни почувствовал жестокое давящее чувство одиночества. Рядом с ним не было никого, кто мог бы его выслушать, понять, как-то утешить.
Он вышел с какими-то торговцами еще до того, как рассвело. Вчера он похоронил мать, и идти одному в такой день – верный путь сойти с ума. Торговцы, пузатые мужики лет сорока, болтали между собой о какой-то ерунде, то ли о повышении пошлины за въезд в Хоринис, то ли о цене на торговое место на площади. О чем-то совершенно никчемном и бесполезном с точки зрения Ксардаса.