Но хуже всего был третий раз, когда он сел на поезд и поехал в Сан-Франциско. Бутылку с бурбоном он прихватил с собой и догонялся остатками всю дорогу, так что на перрон Лев спускался с криками: «Где перрон? Где перрон?! Они его украли!», пока кто-то не толкнул его сзади, и он не вывалился из поезда, упав плашмя не асфальт. Это и был перрон.
Он не помнил, как спустился в метро, и тот факт, что он умудрился выйти на Кастро-стрит теперь вспоминался, как удивительный: то есть, он так и планировал изначально, но он же был пьян в стельку! Как он вообще сообразил, куда идти? А может он, наоборот, ничего не соображал, потому что, поднявшись на проспект, он сразу устремился в бар, где работал Яков, и не обнаружив его на месте, закатил Гарри настоящую истерику: - Где он?!
- У него сегодня выходной. И не ори.
- Хочу и ору! – орал Лев. – Клиент всегда прав, - он уселся за барную стойку. – Сделай мне что-нибудь.
Гарри, смерив его усталым взглядом, деловито попросил:
- Покажите документы, сэр.
Лев возмутился:
- Ты ж меня знаешь! Сделай по дружбе!
- Мы не друзья. И тебе уже хватит.
- Не хватит! У меня есть деньги, - он вытащил бумажник из внутреннего кармана джинсовки, раскрыл и уперся взглядом в Юрину фотографию.
Этот момент заставил его протрезветь на долю секунды, на одно мгновение. Он почувствовал, как замерло время, очищая всё вокруг от лишнего шума, от ненужного мельтешения, очищая его самого от застилающего сознание спирта. Всё стало таким ясным, таким понятным: только он и Юра, взгляд глаза в глаза. Может, он подмигнет ему сейчас? Лев бы обомлел от счастья, если бы это случилось. Он даже подумал: «Боже, я настолько пьян, что почти могу это увидеть… Обмани меня. Подмигни».
Юра не подмигнул.
Лев, выдернув несколько купюр, закрыл бумажник и снова провалился в пьяный угар. Кинул деньги Гарри, потребовав:
- Сделай мне что-нибудь!
Гарри (спасибо ему за терпение) аккуратно собрал все купюры обратно, вернул Льву и вкрадчиво произнёс:
- У Якова другой парень. Не ходи сюда больше.
Озверев от этой информации, Лев не меньше часа выспрашивал у Гарри, «кто этот мудак» и «покажи мне его», будто новый парень Якова мог притаиться где-то в зале среди бородатых мужиков. Конечно, Гарри не раскололся, и Лев, выскочив на улицу, намотал несколько кругов по району, лихорадочно соображая, что ему теперь делать. И сообразил.
Он решил не возвращаться в Риверсайд, а провести ночь и потом весь день на улице в ожидании, когда Яков явится на работу. Эта идея показалась ему почти гениальной, а, чтобы она продержалась в голове подольше, Лев выцепил возле метро бездомного, дал ему пачку денег и сказал: - Купи мне «Буллейт» и что-нибудь себе.
Мужик вернулся с бурбоном и двумя бутылками дешевой водки, они напились вместе, Лев смешал водку с бурбоном и потом блевал в переходе, а бездомный, которого звали Володя (но он уверял, что не русский), держал его за джинсовку и приговаривал, что все образуется. Лев плакал, плевался остатками рвоты с привкусом желчи и говорил, что вся его жизнь «феерическое дерьмо». Володя сказал, что «феерическое дерьмо» звучит красиво, а Лев ответил, что ещё может писать стихи. Володя попросил прочитать что-нибудь из последнего, и он прочитал – на русском, естественно, и тот опять сказал: - Красиво.
- Ты же сказал, что не русский, - припомнил Лев.
- А я ничего и не понял.
Потом Володя спросил, может ли Лев сочинить стих на английском, и он сочинил – про Африку.
- …there are many monkeys and reptiles, and my parents eats crocodiles, - продекларировал он последнюю строфу.
Он напутал с временами, но ему так нужно было: для рифмы и ритма. И ещё получилось, что родители съели крокодила, а не крокодил – родителей, но так тоже вполне логично, рассудил он.
Потом они спали прямо на улице: Лев на скамейке, а Володя под скамейкой (потому что он гостеприимный) – и в таком виде их среди ночи нашёл Власовский. Лев проснулся от того, как кто-то трясёт его за плечо, а когда открыл глаза, увидел Якова. Тот цыкнул: - Чёрт, я надеялся, что мне показалось.
Сонно потерев глаза, он спросил:
- А что, тебе уже пора на работу?
- Чего? – не понял Яков. – А, нет… Я в клуб шёл.
Лев, потянувшись, принял сидячее положение, и Яков посмотрел ему в глаза. Спросил:
- Сколько ты выпил?
- Я не помню.
- Я поймаю тебе такси.
Путь от скамейки до жёлтого автомобиля с шашечками дался не просто: стоило Льву подняться, как земля накренилась в бок, и он начал падать. Шатаясь, он выронил бутылку бурбона, которую прижимал внутренней стороной джинсовки к телу (и сам уже забыл об этом), и та покатилась по асфальту в сторону Володи. Яков перехватил её и выкинул в мусорное ведро, хотя на донышке ещё оставалось. Лев даже метнулся к ней («Я допью!»), но от резкого движения начал падать. Тогда за бутылкой в мусорку полез Володя.