- Теперь ты что-нибудь расскажи.
- Что?
- Что угодно. У тебя есть братья или сестры?
- У меня есть сестра. Младшая.
- Сколько ей лет?
- Как тебе.
- О, - Славу это как будто обрадовало. – И что бы ты ей сказал, соберись она ночью гулять с парнем твоего возраста?
Лев ответил честно:
- Я бы ей сказал, что она дура.
Слава хмыкнул:
- Значит, я дурак, раз пошёл с тобой?
- Именно это я и имел в виду, - очень серьёзно ответил Лев.
Но Слава расценил этот ответ, как очередную шутку. Со Львом вечно такое случается: он шутит с тем же самым лицом, что и сообщает серьёзные новости.
Дойдя до дома культуры, они свернули во внутренний двор, и Слава вытащил из кармана фонарик. Лев с опаской подумал, что в Питере они бы обязательно наткнулись на бездомных, зайдя в подобное место.
Слава отыскал самую чистую из множества исписанных стен, прислонил к ней рюкзак и, зажав в зубах фонарик, начал вытаскивать на асфальт баллончики с краской.
- Не бери грязное в рот, - попросил Лев, забирая фонарик. – Я подержу.
- Он чистый, я его всего два раза на землю ронял!
Следом за баллончиками он вытащил массивную маску с клапанами по бокам.
- Это респираторы, - пояснил Слава. – Надень, чтобы не дышать гадостью.
Лев послушно прижал к лицу пластиковую маску. Слава вручил ему баллончик с черной краской и кивнул:
- Можешь начинать.
Тогда Лев и растерялся: что начинать? Он вдруг ярко представил, что все эти надписи типа: «хуй», «жопа» и «пиздец» появились здесь из-за таких вот, как Слава. Приведут своих бесталанных знакомых к стенам, дадут краску в руки и говорят: «Рисуй», а никаких художеств, кроме собственного имени или матерного слова, в голову не лезет.
Лев так и сказал:
- Я не знаю, что рисовать.
- Да что угодно, - фыркнул Слава. – Как в детстве.
- У меня плохо получится.
- И ты этого стесняешься?
- При тебе – стесняюсь.
Слава вдруг подошел ко Льву вплотную, со спины, и обхватил его руку с баллончиком своей. Он был пониже ростом и его подбородок удобно упирался в ложбинку плеча Льва. От темноты, от ощущения чужого дыхания на шее, от неожиданной близости Льва охватывало сильное, стыдливое возбуждение, и он несколько раз повторил в своей голове: «Стоп, стоп, стоп, я – шаолиньский монах!».
Слава же, будто специально усугубляя его состояние, переместил свою руку на талию Льва, и шепотом, прямо на ухо, сказал:
- Давай я тебе помогу.
«В смысле? С чем поможешь?», - запаниковал Лев, не сразу сообразив, какая помощь имеется в виду.
Когда он почувствовал, как палец Славы давит сверху на его палец, пшикая краской на стену, он ощутил смесь облегчения и разочарования: «Фух, всего лишь с рисунком» и «Блин, всего лишь с рисунком».
Слава вёл по стене его рукой, что-то вырисовывая, а Лев, вяло придерживая фонарик, даже не следил. Ему хотелось расслабиться в его руках, отпустить себя и растечься, как лужица. Он думал: «Хорошо, что сейчас темно и ничего не видно». И ещё: «Интересно, если я сейчас резко сниму маску, развернусь и поцелую его – что он сделает?». И ещё: «Нет, я не буду ничего делать, я – шаолиньский монах».
Он заметил, что Слава нарисовал его рукой голову льва: мультяшную такую, типа Львёнка из «Львёнка и Черепахи». Когда голова стала выглядеть совсем законченной, Лев мысленно взмолился: «Нет, пожалуйста, не отпускай меня, давай ещё так постоим!».
Но Слава, отняв свою руку, сделал шаг назад. Сразу стало очень холодно.
Сняв маску, Лев повернулся к нему и глупо сказал:
- Очень красиво.
Слава хмыкнул:
- Это ты нарисовал.
- Я бы так не смог, - улыбнулся Лев.
Эта их внезапная близость что-то изменила, но Лев не мог понять, что именно. Слава стал какой-то другой, неожиданно помрачневший: сунул руки в карманы джинсов и посмотрел в сторону.
- Всё нормально?
«Чёрт, а если он что-то заметил, решил, что я тупое похотливое животное, ну да, всё правильно, я такой и есть, чёрт, чёрт, чёрт, никакой я не монах, я даже не могу ничего скрыть…»
- Да, - перебил Слава его мысли. – Дашь маску? Я порисую.
Он решил дорисовать Львёнка целиком – с жёлтым тельцем и хвостом-кисточкой. Лев сел неподалеку, прислонившись к стене, и подсвечивал стену фонариком. Он старался не смотреть, как приподнимается футболка Славы каждый раз, когда тот высоко задирает руку. Они снова болтали об ерунде: учебе, фильмах, музыке, и, кажется, та странная заминка, образовавшаяся после их соприкосновения, прошла.
- Слава, - позвал Лев. – А когда у тебя день рождения?
- Девятнадцатого апреля, - глухо ответил тот из-под маски. – А что?
Девятнадцатое апреля было пару недель назад. Это ужаснуло Льва: неужели ему исполнится восемнадцать только через одиннадцать месяцев? Признаться, он надеялся на месяц, два, максимум три. Как мучительно долго, даже для шаолиньского монаха, который терпел пять лет.