- С прошедшим, - буркнул Лев, закрывая глаза, потому что не обращать никого внимания на эту щель между Славиной футболкой и поясом джинсов стало совершенно невозможно.
Ещё ни одну сессию он не закрывал так плохо.
Он никогда не получал ниже четверки за экзамены, а теперь особенно отличился: за акушерство, гинекологию и инфекционные болезни получил тройки, а с психиатрией отправился на пересдачу и потерял право получать стипендию на следующие полгода. Такой исход хоть и расстроил Льва, но не удивил (разве что в хорошем смысле: он был морально готов к пересдачам по всем предметам). Из-за этого дурацкого Славы ему некогда стало готовиться к экзаменам. То есть, либо правда некогда, потому что он занят важными делами (рисует на стенах, смотрит с ним фильмы и ходит гулять), либо время есть, но он лежит на кровати и прокручивает в голове романтические сюжеты: как они поцелуются, как они займутся сексом, как они будут жить долго и счастливо.
Они общались вот уже почти два месяца. Лев так и не научился делать к нему первый шаг: для того, чтобы куда-то позвать Славу, он обязательно выдумывал уважительную причину.
«Привет, поможешь мне нарисовать селезенку?»
«И печень…»
«Все двести костей человеческого скелета по отдельности и подписать каждую» (Слава очень быстро рисовал, приходилось усложнять задания, чтобы посидеть рядом с ним подольше)
Однажды Лев попросил нарисовать мозг, а Слава нарисовал сердце, и Лев весь день думал, есть ли у этого поступка тайный смысл.
Сам Слава был гораздо проще: он делал, что хотел, и говорил, что хотел. Именно он без стеснения звал гулять, придумывал совместный досуг, предлагал посмотреть фильмы. Первый фильм, на который они сходили в кино, был «Загадочная кожа»: никто из них не подозревал, что скрывается за странноватым названием, а потому оба вышли из кинотеатра в гнетущем молчании. Во второй раз они сходили на «Мадагаскар» – решили выбрать мультфильм, чтобы точно обошлось без тяжелых потрясений.
Лев выдавал информацию о себе очень дозированно, и в какой-то момент грань между враньем и недоговариванием начала стираться: где-то он действительно умалчивал, а где-то намеренно искажал. Говорил, что в Петербурге живут мама, папа и сестра, он с ними иногда списывается (на самом деле – только с сестрой), а переехал лишь потому, что в Новосибирске было проще получить бюджетное место («Мне не кажется, что есть какая-то разница», - заметил тогда Слава, но Лев с авторитетным видом заявил, что есть). Каждый раз, когда Лев пытался осторожно соединить свою реальность и Славу, случалась какая-то реакция отторжения: будто он смешивал несовместимые элементы.
Например, однажды Лев привёл Славу к себе на работу, в тир, и дал ему пару раз выстрелить из ружья. Он попробовал без всякого интереса, а потом отложил винтовку в сторону и сказал, что вообще «такого» не понимает. Что он хотел бы, чтобы всё оружие в мире перестало существовать, что сама идея создания оружия кажется ему противоестественной, потому что несет в себе разрушение, несет замысел убить другого человека.
- Я считаю, что все ученые, которые когда-либо были причастны к созданию оружия – преступники похуже тех, кто его использовал, - закончил свою мысль Слава.
Лев вспомнил Юрины слова: «Я хочу быть, как Роберт Оппенгеймер», и подумал: какая гигантская пропасть между ними.
- Но мы же не по людям стреляем… - попытался оправдаться Лев за свою работу.
- Эти мишени – антропоморфны, - ответил Слава. – У них силуэты, как у людей. Они сделаны так, чтобы вызывать ассоциацию с людьми.
Это было правдой: и здесь, и в Сан-Франциско помимо круглых мишеней были ещё и мишени-человечки: с головой и покатыми плечами. В новосибирском тире они были вырезаны из пластика, а в Сан-Франциско – набиты соломой.
Заметив растерянность Льва, Слава тут же уточнил:
- Я ни в чём тебя не виню. Я просто рассуждаю.
- Да, я понял, - кивнул Лев.
- Ты можешь работать, где хочешь.
- Спасибо.
- В смысле, для меня это ничего не поменяло. Это правда безобидно, просто мне не близко.
Лев кивал, а сам думал: больше ничего не расскажу. Они же как из разных миров: если Слава такого мнения о дурацком тире, созданном для развлечений, что он скажет про всё остальное?
Сам Слава скрытен не был от слова совсем. К концу июня Лев не только запомнил имена, даты рождения, особенности характера и предпочтения в еде всех членов Славиной семьи (их оказалось всего трое – мама, сестра и племянник), но и умудрился с ними познакомиться (со всеми, кроме мамы).