Или еще лучше:
Какая твоя любимая музыкальная группа?
И тогда он пожалеет, что поменял вкладыши Сони на громоздкий Панасоник с плеером, ведь через Сони можно было бы послушать один плеер на двоих.
После девятого класса старшая школа значительно опустела: большинство ребят забирали документы и расходились по колледжам и техникумам. Лёва оставался – не знал, куда ему податься. Зато отец, конечно, всё знал за него, вот только Лёву не устраивали его предложения. Он взял себе ещё два школьных года – за это время собирался придумать, куда бежать.
Шева тоже оставался: оно и понятно, родители мечтали, чтобы сын пошёл по их стопам – в какие-нибудь университетские профессора. А Лёве казалось произойдёт чудо, если Шева доживёт до университета. Выглядел он неважно. После второго припадка ему поставили эпилепсию и это всё усложнило. Теперь родителям стало ещё проще не замечать, как сын худеет, бледнеет и съеживается в асоциальное существо – «Он же болеет!». Удивительное равнодушие. И самое паршивое, что стабильное.
Лёва замечал такое отношение ещё к маленькому Юре. Он помнил, как за ним, за Лёвой, мама приходила в детский сад – всегда в шесть часов. А Юра оставался. Долгое время Лёва думал, что его просто забирали позже, но потом уже подросший Шева рассказал, что его не забирали вообще. В детском саду была такая возможность: оставить ребёнка на ночь. Специально для родителей, которые работают в ночные смены. Но родители-профессора не работают по ночам – Шева это хорошо понимал. Он понимал, что его оставляли просто так, чтобы не мешался.
- И часто? – уточнял Лёва, когда слушал эту историю первый раз.
- Где-то через день.
Ему тогда очень хотелось обнять Шеву, прижать к себе и утешить, как маленького, но было нельзя. Было неуместно. И Лёва только вздохнул. У него дома был контроль и армейская дисциплина: дома в восемь, отбой в десять, подъём в семь, проверка уроков, уборка в квартире, а если что не так – вот тебе штрафные удары прутиком по спине. Но его нигде никогда не оставляли и не забывали. Непонятно, что хуже, но, если сравнить их с Шевой: попустительство проигрывало тирании.
На каникулах Лёва снова начал спускаться в полуподвал к остальной компании. Последний месяц он туда не ходил: виделся с Шевой в школе и этого казалось достаточно, но теперь Юра целыми днями находился со своей шайкой, и Лёве ничего не оставалось, как тоже там бывать – не было другого способа стать ближе.
Кама обрадовался его возвращению, а Лёва, вот же странно, обрадовался Каме. Подумал: хоть с кем-то можно будет поговорить.
Но разговоры не заладились. Кама открывал подвал и куда-то сваливал, а Лёве приходилось довольствоваться компанией глуповатых торчков и умственно-отсталого Пакли (у него правда была умственная-отсталость, как потом узнал Лёва). К концу июня Каме надоело постоянно открывать и закрывать подвал, и он сделал дубликат ключей. Позвякивая ими в воздухе, он оглядывал парней, делая вид, что выбирает, кому их передать. Первым, конечно, вскинулся Вальтер – он Каму знал дольше всех.
Но Кама, даже не глядя на него, кинул ключи Льву. Тот стоял у дверей и, не ожидавший такого поворота, машинально вскинул руку. Металлический стержень царапнул ладонь – поймал.
- Какого хрена? – возмутился Вальтер. – Кама, он же ваще какой-то… мутный!
- Это ты мутный, – спокойно возразил Кама. Подняв взгляд на Лёву, он добавил со светской улыбочкой: – А Лёва ясный, как божий день.
Лёве было приятно такое выражение доверия со стороны Камы. Он даже почувствовал некоторую власть над Шевой: теперь он, Лёва, решал, когда захочет открыть подвал, а когда закрыть. А может, вообще не захочет. Может, просидит дома весь день и даже не соизволит выйти к флигелю.
Так ему это представлялось, но вышло совсем иначе. Вышло наперекосяк.
Однажды воскресным утром Шева постучал в дверь Лёвиной квартиры. Лёва, зевая, открыл, и столкнулся взглядом не только с Шевой, но ещё и с какой-то девчонкой. Он внимательно оглядел её: вроде бы их ровесница, хотя выше Шевы на целую голову, тёмные волосы распущены, губы подведены красной помадой. Она стояла чуть позади, облокотившись бедром на лестничные перила, и держала руки в карманах джинсовки. Мельком заметив всё это, Лёва снова перевёл взгляд на Шеву.
- Дай ключи от подвала, - не попросил, а потребовал он.