Сначала пришла ответная СМС: «Я сейчас приду». Потом Слава начал звонить, но Лев решил не брать трубку (как он будет говорить, если он почти при смерти?) и два вызова подряд пропустил. Потом он представил, как Слава переживает от того, что не может дозвониться, и на третий раз ответил.
Получилось удивительно спокойно:
- Да, слушаю.
- Лев! – крикнул в трубку Слава. – Ты… Ты как? Что случилось?
- Всё нормально.
Он понял, что и правда не может ему объяснить, как он. Ну, как тут расскажешь, что он сидит на кладбище возле ограды, потому что у него инфаркт, или инсульт, или смерть мозга, в общем – всё и сразу? Когда он мысленно прогнал эту ситуацию перед глазами, ему самому стало казаться, что это бред, что он сумасшедший – и это единственный его недуг.
- Всё нормально, - повторил Лев, переглатывая.
- Видимо, что-то не нормально, - упорствовал Слава. – Ты хотя бы в порядке?
- Просто приди, пожалуйста, - прошептал Лев в трубку.
Слава на том конце провода прозвучал очень растерянно:
- Я иду, иду…
Они не отключили вызов, но молчали минут пять (и Льву было чуть легче от того, что они на связи). Потом Слава сообщил, что зашел через центральные ворота, и Лев, прежде чем положить трубку, повторил ему маршрут к Юриной могиле.
Услышав близкое шуршание травы, он снова устыдился своего состояния – «Нужно хотя бы встать, чё я сижу как этот…» – и попытался подняться на ноги. Мир сделал кувырок, прижимая его обратно к земле, и Лев не на шутку перепугался: он что, никогда отсюда уйти не сможет?
Слава бежал, перепрыгивая через мелкие оградки. Заметив Льва у Юриной могилы, он вцепился руками в кованые решетки, притормаживая. Одним прыжком перенес себя за ограду, поднимая пыль подошвами кед, и приземлился перед Львом. Он тяжело дышал, как будто весь путь преодолел спринтерским бегом. Наверное, так и было.
Лев поднял на него виноватый взгляд, как бы говоря: да, я тут сижу на земле, как дурак. Слава сначала посмотрел на него, потом, повернув голову, на могильные кресты, и по тому, как на долю секунды замерла грудная клетка на выдохе, Лев догадался: он узнал. Узнал мальчика с размякшей фотографии.
Лев представил, как сейчас придётся объясняться, отвечать на уйму вопросов: а это кто, а когда, а почему, а что ж ты раньше не рассказал… Его заранее затошнило. Но Слава, переведя взгляд обратно на Льва, сказал:
- Мне жаль.
Он опустился на землю, подобрался ближе ко Льву и сел рядом. Провёл прохладной ладонью по его лбу.
- Ты очень бледный.
- Мне нехорошо, - признался Лев.
- Я понял, - Слава, выбравшись из лямок, вытащил из-за спины рюкзак. – У меня есть вода.
Он передал Льву литровую бутылку и тот залпом выпил почти половину. В голове немного прояснилось. Он закрутил крышку на горлышке, положил бутылку в траву. Слава сидел рядом, неловко прижимаясь плечом к Лёвиному плечу, и стеснительно поглядывал из-под опущенных ресниц. Наверное, не знал, что делать. Лев тоже не знал.
Вздохнув, Слава осторожно протянул руку вдоль ограды, за спиной Льва – так неумело делают на подростковых свиданиях в кино, когда вроде и обнимают, а вроде держат руку на спинке кресла. Но Лев почувствовал, как Слава коснулся его плеча и легонько надавил, наклоняя к себе. Расслабившись, он позволил этому случиться: позволил уложить себя на плечо, поцеловать в волосы, обнять. Слава начал что-то шептать ему на ухо, что-то совершенно колдовское – Лев потом так и не смог вспомнить, что это были за слова, но они произвели на него странный, душераздирающий эффект: чем больше он в них вслушивался, тем сильнее хотел плакать.
Он правда заплакал: сначала, вжавшись лицом в Славину куртку, старался делать это незаметно, но, когда тот, проведя пальцами по щеке, легонько приподнял лицо за подбородок, вынуждая посмотреть на него, Лев понял, что разоблачен – его слезливую душонку раскрыли. Как он станет для Славы защитой, опорой, каменной стеной, когда он такой жалкий, слабый и сам нуждается в защите? Папа всегда говорил, что обязанность мужчины – быть защитником своей женщины, а потом – и своей семьи. И, когда Лев понял, что никакой «своей женщины» у него не будет, он надеялся, что может стать настоящим мужчиной хотя бы для другого мужчины – фигня какая-то, конечно, но хоть что-то. А теперь и этого у него не получалось.
Слава не спрашивал, почему он плачет, и не просил успокоиться. Он снова прижал его к себе, поглаживая по волосам, и на Льва вдруг напала детская, капризная тревога. Он начал задавать Славе дурацкие вопросы: а ты не умрёшь, а я не умру, а что будет, если кто-то из нас…