- Ты драться со мной собираешься? – усмехнулся Лев. – У тебя мало шансов на победу.
Это было правдой и Артур, наверное, тоже понимал, что это правда. Он отступил, давая Льву пройти, и тот, вернувшись в зал, сообщил всем, что Артур облился вином и ему нужно домой.
- Да ладно, дай ему свою рубашку, - отмахнулась Катя.
- Нет, пусть уходит, - возразила Карина.
Все, кроме Льва, удивленно на неё посмотрели, и она объяснила:
- Это вредно для энергетики – носить чужую одежду.
Артур ушел, хлопнув дверью. Лев даже не вышел его проводить и вокруг крутилась Катя со своими советами, чем лучше вывести пятно от вина. Он был горд, что всё разрешилось вот так: он очень хотел его ударить, но не ударил. Сдержался. Если бы он рассказал об этом Славе, тот бы, наверное, всё равно не одобрил – он бы сказал, что вино на рубашку выливать тоже какое-то неправильное решение конфликта – но для Льва этот поступок ощущался, как победа – и над Артуром, и над прежним собой.
Ближе к полуночи праздник стал подходить к концу: Катя сказала, что поедет в гостиницу, а Пелагея засобиралась с ней.
- А ты куда? – шикнул Лев на сестру, устремившуюся в коридор.
- Катя сказала, что мы поедем к ней делать ногти.
- Не поедешь. Здесь останешься, я за тебя отвечаю.
Катя возмутилась:
- Вот ещё! Я её привезла, я за неё и отвечаю. А ты отвечай вот за этого, - и она кивнула на Славу. – У него для тебя интимный подарок.
- Да это… – Лев растерялся. – Да это просто подарок! Вы всё не так понимаете! Могли бы обе тут остаться.
- Я не хочу с тобой жить! – с нескрываемом ужасом в голосе ответила Катя. – Я приехала на неделю, чтобы всё посмотреть, и это слишком большой срок, чтобы жить с тобой.
- Тут нечего смотреть, - буркнул Лев.
- Неправда! – оскорбленный Слава высунулся в коридор. – У нас хороший город! Тут есть улица Богдана Хмельницкого, почти как в Питере, а ещё театр оперы и балета, и набережная неплохая, и есть водохранилище, там как на Финском заливе!
- Вот, вот, – закивала Катя. – Всё это мне и покажешь.
Слава заулыбался: хоть кто-то с радостью послушает его экскурсии по Новосибирску, а то Лев только и делал, что на всё говорил: «Ну, не знаю, в Петербурге получше».
Карина, уходя следом за девочками, томно сообщила Льву:
- У меня тоже есть интимный подарок для тебя, но раз очередь на сегодня уже занята, я передам в другой раз.
Лев не на шутку встревожился:
- Боже, а насколько интимен твой?
- Да так, просто личный, - отмахнулась Карина. – Я зайду на днях, передам.
Закрыв дверь за последним гостем, Лев обернулся на Славу. Он стоял, привалившись к косяку спальни – той самой, где раньше жила Карина – и, поймав взгляд Льва, улыбнулся:
- Кажется, можно дарить.
Лев прошёл за ним, воображая, чем бы они сейчас занялись, будь они… будь они нормальной парой, такой же, как все. Ну, хотя бы среди гей-пар можно же было стать такими же, как другие гей-пары, разве нет? Почему у него опять всё не как у людей?
Он опустился на кровать в ожидании подарка. Слава вытащил тубус из своего рюкзака, отвинтил крышку и вытряхнул на ладонь скрученный сверток – тот был обмотан золотистой лентой. Шагнув ко Льву, он передал сверток и в смущении отвернулся.
Лев осторожно снял ленту, развернул плотную зернистую бумагу и увидел себя.
Сначала он подумал: это не я. У парня на рисунке определенно было его лицо: его изгиб губ, его острые скулы, его чуть сведенные к переносице брови. Каждая деталь, каждая морщинка, каждая пора на коже принадлежала ему, но когда он смотрел целиком, отстраняясь, он думал: это не я.
У парня были светло-золотистые волосы, они по-настоящему мерцали, как перламутровые блестки на Славиных ногтях, и Лев заподозрил, что волосы действительно были нарисованы лаком. Всё остальное было акварельным – Лев не разбирался, ему так показалось. Парень с рисунка улыбался и смотрел на зрителя, а Лев, как он думал, никогда так не смотрел – прямо и бесхитростно, и никогда не улыбался открыто, без затаенной усмешки. Иногда ему даже казалось, что у него сводит правую часть рта от постоянной злобно-едкой ухмылки. Общая расслабленность образа, благодушная усталость никак не вязались у Льва с самим собой.
В общем, это был прекрасный портрет, очень красивый, но это был кто-то другой. Кто-то другой с его лицом.
Слава, будто услышав эти мысли, подошёл ближе, взял его лицо в ладони и заглянул в глаза.
- Это ты, – произнёс он. – Я хотел, чтобы ты увидел себя моими глазами.
- Ты видишь меня таким? – удивился Лев. – Таким… не злым?
Слава легко рассмеялся и начал целовать его волосы, лоб, щеки, губы. Лев машинально опустился на кровать под натиском поцелуев, и Слава опустился за ним, примостившись сбоку, положив правую руку к нему на грудь, а правую ногу – между ногами Льва.