- Я хочу подарить тебе квартиру, в которой ты живёшь. Тут всё заполнено, осталось вписать твои паспортные данные.
Лев оторопел от такого поворота, забыл, где они находятся и громко произнёс вслух всё, что подумал:
- Чего?! Подарить? Ты с ума сошла? – заметив, как к ним обернулись с соседних столиков, он снизил тон и, прокатив по столу документы обратно к Карине, сказал: – Я не могу это принять.
- Почему? – искренне не поняла она.
- Это слишком дорогой подарок.
Карина пожала плечами:
- Мне она бесплатно досталась.
- Это не значит, что она ничего не стоит.
- Какая разница, что она стоит? – не поняла Карина. – Я хочу подарить её тебе. Моя квартира, что хочу, то и делаю.
- А как же ты?
- У меня есть квартира.
- С мужем, - напомнил Лев. – А если вы разведетесь?
- Если мы разведемся, я полечу в Грузию к другой своей квартире, - усмехнулась Карина. – Лев, не беспокойся за меня.
Он вздохнул, не зная, как объяснить то дурацкое положение, в которое она его ставит.
- Карина, я взрослый человек, - начал он. – Я сам могу заработать.
- Во-первых, ты еще учишься, – ответила она. – Во-вторых, ты будущий врач, и это звучит бедно, –тут Лев попытался заспорить, что будет реаниматологом, но она его перебила: – В-третьих, большинство взрослых людей получают квартиры от родителей и умерших родственников, а не зарабатывают на них. Я желаю твоей маме долгих лет жизни, поэтому вот, – и она катнула документ обратно к нему.
Лев растерянно посмотрел на него, читая первые строки:
«Даритель безвозмездно передаёт в собственность Одаряемому, а Одаряемый принимает в дар от Дарителя квартиру…»
Чёрт, что за бред.
- Я не могу, – Лев, скрипнув стулом, начал вставать из-за стола. – Правда, Карина, это слишком…
- Стой, – она придержала его, положив ладонь ему на предплечье. – Можешь не давать ответ сейчас. Но это бессрочное предложение, так что подумай, ладно?
- Подумаю, – пообещал он, лишь бы этот разговор скорее закончился.
Он подошёл к стойке официанта, расплатился за чай, который они заказали на двоих, и спешно покинул кофейню.
Он разозлился – на себя, на Карину, даже на Славу. Почему люди думают, что с ним уместно так обращаться, что это нормально – предлагать подарить ему квартиру, как будто он не в силах сам на неё заработать, что это нормально – прижимать его к себе во сне, как девчонку, что это нормально – называть его «Лёвой»? Вообще-то он взрослый мужчина, он может позаботиться о себе, и о Славе, и вообще обо всех вокруг. Почему все вдруг решили, что его можно приуменьшать, делать слабым, воспринимать как ничтожество? Потому что он гей? Долбаный скандинавский принц с золотистыми волосами?
Он пришёл домой, вывернулся из Славиных объятий («Привет, Лёва»), бросил через плечо: «Не зови меня так», и, проходя в спальню, наткнулся взглядом на Славин подарок, на этот рисунок его-не-его лица.
- И не рисуй меня так больше, - буркнул он.
- Как? – спросил Слава, заходя в спальню следом.
- Вот так, - он указал на лежащий на прикроватной тумбочке портрет. – Как будто я педик какой-то.
Слава закатил глаза:
- О господи, этот хрен в тебе проснулся…
- «Этот хрен», - передразнил Лев, - и есть я.
- Это не ты. Я с тобой был все эти месяцы, а не с ним.
- Да? – усмехнулся Лев. – Ну, если ты хочешь продолжать быть со мной, то с «этим хреном» тебе тоже придётся быть.
Слава сказал, что «в таком случае», пожалуй, пойдёт домой, и тут же начал собираться. Лев сказал, что «в таком случае» он может валить на все четыре стороны. Слава сказал, что «в таком случае» свалит – и правда ушёл. Лев обессилено упал на кровать и подумал: «В таком случае, ты мне вообще не нужен».
Он притянул к себе подушку, которая всё ещё пахла Славой, и ткнувшись в неё лицом, заплакал. Так ему было плохо от «этого хрена» – сил нет. И не быть «этим хреном» у него тоже не получалось.
Слава не выходил на связь.
Он написал ему: «Извини». Потом: «Извини, пожалуйста». Потом: «Я вспылил, я не хотел ничего такого говорить, прости». Между сообщениями проходило не меньше тридцати минут, но никакого ответа Лев так и не дождался.
Тогда он начал звонить – и тоже тщетно. Он держал трубку у уха, пока звонок не прекращался автоматически, а Слава так и не отвечал ему. Лев нервно поглядывал на время: восемь, девять, десять часов вечера… В конце концов, он написал: «Я переживаю, отправь хотя бы точку, что ты жив». Не получив никакого ответа, он решился на крайние меры: пойти к нему домой.
По дороге он придумывал, что скажет его матери. По сценарию, сложившемуся в его голове, дверь обязательно открывала Славина мама, и обязательно разбуженная – одиннадцатый час как никак – она непонимающе хлопала глазами, глядя на него, а он виновато спрашивал: «Слава дома?», она говорила: «Конечно дома» и он уходил, убедившись, что с ним всё в порядке. Чтобы вызвать меньше вопросов, он сбрил чуть пробивающуюся щетину, надел джинсы и спортивную куртку, в которой обычно ходил на пробежку – ему казалось, так он выглядит младше своих лет, а значит может сойти за Славиного ровесника. Хотя, наверное, в подобной сцене возраст – последнее, что вызывает вопросы. Как объяснить цель ночного визита он так и не придумал.