Опять метафоры.
- Я не понимаю, - признался Лев.
- И не нужно, - Слава передернул плечами, будто смахивая с себя этот разговор, и переменившимся беззаботным тоном спросил: - Сделаешь мне чай?
- Сделаю, - вздохнул Лев, выбираясь из кресла.
А на кухне, зависнув над заварником с пакетом чая в руке, он снова и снова прокручивал в мыслях: что значит головоломка?
Он непонятный?
Его невозможно собрать?
Он не складывается?
Лев и Слава [62-63]
Он пытался договориться со Славой, прийти к какому-то компромиссу. Сначала он просил не красить ногти вообще, но после лекции на тему: «Я делаю, что хочу, никому не мешают мои крашенные ногти, это только моё дело», Лев начал перебирать другие варианты: лак телесного цвета? Бывает же такой? А прозрачный лак? Ну, хотя бы черный, как у неформалов?
- Почему я вообще должен себя как-то ограничивать в самовыражении? – раздражался Слава.
На дворе была середина марта: прошло два месяца, как Слава впервые получил взбучку за своё «самовыражение», и Лев надеялся, что это был хороший жизненный урок, но становилось только хуже: простой лак стал гель-лаком, мама раздражалась, гопники улюлюкали в след, а у Льва сводило скулы.
Слава поставил прогулочную коляску на мокрый снег, сообщил, что сходит за игрушками, и снова скрылся в подъезде. Лев остался стоять рядом с коляской, изредка поглядывая на Мики – его он держал за шарф, как за поводок – именно так он понял Славину инструкцию: «Следи, чтоб никуда не убежал».
Ребёнок убегать и не думал: он завороженно смотрел на свисающие с крыши сосульки, сжимая в руках портативное радио, настроенное на местные политические новости. Слава рассказывал, что Мики успокаивается от монотонного голоса дикторов новостных станций («Единственный человек, который успокаивается от политических новостей в нашей стране», - скептически заметил тогда Лев).
Слава вернулся с пакетом игрушек, положил его в корзину под прогулочным блоком, погрузил в коляску Мики, плотнее завязал на нём шарф, и всё это – сверкая на солнце красными ногтями. Лев подумывал, не остановят ли их с вопросом, чей это ребёнок. Интерес резонный: откуда он мог взяться у парня типа Славы? Если бы у них в семье был такой родственник, его, Лёвина мать, точно бы не доверила ему ребёнка.
Но Юля была из какого-то другого вида матерей – она доверяла. Сама, тем временем, была в больнице, уже не первый раз за последние два месяца: решала какую-то типичную проблему женщин, кормящих грудью. Правда, она уже не кормила грудью, а проблемы не заканчивались. Лев не сильно вникал: акушерство и гинекологию он сдал едва ли лучше, чем психиатрию.
Они выехали с коляской со двора, и Слава предложил дойти до парка. Как и все жители этого города, Слава назвал «парком» сосновый бор. Льва удивляли новосибирские обычаи называть тайгу таким безобидным словом: разбили посреди города кромешный лес, проложили одну пешеходную дорожку и сказали – это парк. Он уже в нескольких таких «парках» побывал: заблудиться там – раз плюнуть.
- Возвращаясь к нашему разговору, - сказал Слава. – Почему я как-то должен ограничивать себя в самовыражении?
- Потому что ты уже один раз получил, – сдержанно ответил Лев.
- Так это им стоило бы перестать бить людей, - заметил Слава.
Льву показалось, что он где-то это уже слышал. Вздохнув, он терпеливо произнёс:
- Да, но они не перестанут, ты же понимаешь?
- И что теперь? Я должен не отсвечивать?
- Почему бы и нет? Или тебе так уж нужно эпатировать окружающих?
Слава прищурился:
- Эпатировать окружающих? Ты думаешь, дело в этом?
- Да я не верю, что тебе всерьёз нравится вся эта хрень, - раздражился Лев.
- Какая хрень?
- Крашеные ногти, женские шмотки… Ты же нормальный.
Что-то с грохотом брякнулось на асфальт, коляска резко затормозила, наехав на препятствие, и по инерции Лев тоже остановился. Слава посмотрел вперед, на землю и буркнул:
- Он уронил радио.
Подняв говорящую коробку, Слава отряхнул с красного пластика налипший снег и хотел было вернуть приёмник в Микины руки, как Лев запротестовал:
- Что ты делаешь?!
Слава дёрнулся, резко забрав радио обратно, чем вызвал у ребёнка возмущенный вопль.
- Что такое? – мигнул он, посмотрев на Льва.
- Он же начнёт её облизывать! Ты что, не заметил – он всё облизывает!
- И что?
- Она упала! Она грязная!
- Господи, да ничего страшного, - отмахнулся Слава, снова наклонился к Мики, но Лев опять прикрикнул:
- Не смей!
Слава выпрямился от возмущения – радио, однако, не передал.
- В смысле не сметь?!
- Я тебе не разрешаю!
- Как ты можешь мне не разрешить? Это мой племянник!
Племянник, тем временем, выдал ещё один протяженный вопль – пуще первого.