Лёва раздражился:
- Блин, не хочешь, не иди! Я не собираюсь в друзья напрашиваться.
Он развернулся, чтобы уйти, но делал это, как взрослые с маленьким ребёнком: мол, ты оставайся, а я – домой. И Яков повёл себя, как ребёнок – засеменил следом.
- Ладно, пойдём, раз приглашаешь.
Лёва опасался, что вся банда недоскинхедов может подтянуться к флигелю и поджидать его там, поэтому торопил Власовского. Тот спотыкался на ровном месте, хотя и глядел под ноги зажмуренным глазом, Лёва шипел на него: «Сними ты их уже», имея в виду очки, а Яков шипел в ответ: «Без них я вообще не дойду».
У флигеля не оказалось никого, Лёва дрожащими пальцами вставил ключ в амбарный замок и открыл дверь. Пропустил Якова вперед, сам зашёл следом и закрыл дверь на щеколду.
Власовский оглядывался, как будто попал в настоящую квартиру, и даже вежливо покивал:
- Миленько тут у вас.
Миленько, конечно. Бетонные стены с плакатами полуголых девушек, музыкальных групп и персонажей мультиков, да хаотично расставленная поломанная мебель. Даже света нет. Летом хватало дневного освещения из окон (это всё-таки был не совсем подвал, а цокольный этаж), а вечером пользовались двумя большими походными фонарями.
Лёва чувствовал себя так, как будто принимает важного гостя на своей территории, и, суетясь, он сказал Якову:
- Вот, кресло, - он указал на кресло-качалку Камы. Кроме него, никто не имел права им пользоваться. – Садись.
Яков сел и тут же качнулся назад. Рядом с креслом стояла тумбочка – тоже собственность Камы. Лёва полез в неё, вытащил коньяк, в глаза бросилась упаковка с презервативами, лежащая возле магнитофона. Он закрыл обратно отходящую от петель дверцу и бросился на поиски ваты.
- Где-то была, - говорил он, шаря рукой на полке с клеем. – Не может не быть, потому что Пакля колется.
- Хорошие у тебя друзья, - хмыкнул Яков.
- Нашёл!
Смочив ватку коньяком, Лёва приблизился к пострадавшему.
- Я помогу.
Власовский не возражал. Лёва прижал ватку к рассеченной брови и Яков поморщился.
- Больно?
- Терпимо.
Лёва провёл ваткой ниже, по дорожке крови – от глаза до подбородка. Местами кровь запеклась и приходилось прикладывать усилия, чтобы её оттереть.
Лев приблизился почти вплотную к креслу: сначала поставил левую ногу между ног Якова, затем упёрся коленом в сидение. Кресло качнулось под его весом.
- Что ты делаешь? – уточнил Власовский.
- Помогаю, - охрипшим голосом ответил Лёва.
- Так… близко.
- Тебе не нравится? – уточнил Лёва, откладывая ватку. – Мне отойти?
- Не отходи.
Лёва аккуратно снял очки с Якова и положил их на тумбочку, снова склонился над парнем (кресло качнулось назад). Власовский следил за каждым движением, как тревожный пациент за руками стоматолога: Лёва водил пальцами по щеке Якова, и тот смотрел вбок, а когда рука шла ниже, к губам, взгляд тоже опускался вниз.
Лёва одернул руку.
- Ты что, боишься меня?
Власовский растерялся:
- Нет, просто… Странная ситуация.
- Я могу прекратить.
- Нет, продолжай, пожалуйста.
Лёве польстили нотки мольбы в его тоне и он, не сдержав улыбку, спросил:
- Что ты хочешь, чтобы я сделал?
- Всё, - выдохнул Яков.
- Всё?
- Поцелуй меня.
«Я уж думал, не попросишь», - с облегчением подумал Лёва, перехватывая губы Якова своими.
Не так он себе это всё, конечно, представлял. Уж точно не с Власовским. Но из всего, что происходило за последнее время в его жизни, этот момент вдруг показался самым нормальным, самым правильным.
И он позволил ему случиться.
От каждого прикосновения Льва Яков вжимался в кресло и судорожно хватался за подлокотники. Чем ниже опускалась рука – тем сильнее Власовский дёргался, как от лёгкого удара током. Когда пальцы Лёвы, спускаясь по животу, упёрлись в ремень брюк, Якова закоротило: он, выдохнув, резко отпрянул назад – с такой силой, что кресло, качнувшись, чуть не перевернулось. Лёва, надавив коленом на сиденье, качнул его обратно. Уточнил, убирая руки от Якова: - Не хочешь?
- Хочу.
Яков взял Лёву за руку и вернул её обратно – на ремень. Лев, отогнув застёжку, потянул язычок ширинки вниз, и тогда, в самый неподходящий для этого момент, в дверь начали стучать.
После трёх коротких стуков раздался ноюще-требовательный голос Шевы:
- Лёва, открой!
Шепотом ругнувшись, Лёва попросил Якова:
- Не обращай внимания.
- Довольно сложно, - заметил тот.
Шева затарабанил в дверь с новой силой и опять закричал:
- Я знаю, что ты там! Замок-то открыт!
Атмосфера трепетной интимности была разрушена. Лёва остановился, убрал руку от ширинки, и Яков разочарованно вздохнул.