В июне раздался звонок, который Лев давно предвидел, но, тем не менее, ужасно боялся – пожалуй, больше, чем его, он боялся только сообщения о Юлиной смерти. Но пока – пока, Лев хорошо понимал, что это всего лишь вопрос времени – Артур сообщал ему о другом. Он сказал: - Хотел, чтобы ты узнал первым. Химия не даёт результатов и нам кажется, что смысла бороться за излечение — нет.
- А за что тогда имеет смысл бороться? – поникшим голосом уточнил Лев.
- За облегчение ухода.
Ухода. Как аккуратно он говорил о смерти.
- Ты имеешь в виду паллиативную помощь?
- Да. Я имею в виду её.
- И… – чёрт, какой сложный вопрос. – Сколько осталось?
- Может, полгода, - неуверенно ответил Артур.
Лев подумал, что он преувеличивает.
Сложнее всего эта новость далась не Юле, а Славе. Юля, наверное, о своих прогнозах знала давно – чувствовала. «Изнутри» картину, должно быть, лучше видно. Он проработал врачом-ординатором меньше года, но уже неоднократно сообщал похожие новости – про паллиативную помощь, про облегчение «ухода» – и знает, что родным новости о скорой смерти даются тяжелее, чем самому больному.
Он попросил Артура ничего им не говорить, убедил, что расскажет сам. И тянул, тянул… К концу лета Артур стал не на шутку давить: «Ты не боишься дотянуть до момента, когда она просто умрёт?», и тогда Лев понял: Артур действительно преувеличил сроки. Неужели есть риски, что она умрёт со дня на день?
В конце концов, Артур сказал ему:
- Если ты не расскажешь сегодня, я расскажу завтра. У неё ребёнок, ей нужно время, чтобы решить, что с ним делать.
Для Льва эти слова были как обухом по голове – он совсем забыл, что, когда Юля умрёт, Мики останется сиротой. Медлить дальше и вправду стало невозможным.
Он рассказал, когда все собрались в палате Юли – и Слава, и их мама. Старался говорить мягко, не используя слов о смерти – прямо так, как учили в институте: да, теперь это не лечение, но зато облегчение симптомов, улучшение качества жизни…
В общем, всё равно все заплакали. Сначала их мама, обняв при этом Юлю – чем довела до слёз и её саму. Слава держался, пока был в палате, и потом, по дороге домой, тоже держался. Но, зайдя в квартиру, он скинул на пол рюкзак, пнул его и, привалившись к стене, заколотился в злом плаче. У Льва заныло сердце: его любимый, самый лучший Слава…
- Если хочешь что-нибудь сломать – сломай, – сказал Лев.
Слава не стал ничего ломать. Разувшись, он прошёл в их спальню, лег на кровать и свернулся на постели клубочком. Когда Лев зашёл следом, Слава посмотрел на него и тихо попросил:
- Полежи со мной.
Он лег, прижимаясь сзади, постарался бережно окутать его со всех сторон, забрать в свои объятия, как в кокон. Слава плакал, а он не говорил ничего, время от времени касаясь губами тёмных волос. Потом Слава затих, как будто уснул, и он не шевелился, чтобы не потревожить этот сон. Когда комната начала погружаться в полумрак, он тоже заснул.
Юля умирает – ещё одна новая норма. Лев не был уверен, что у них получится с ней ужиться: она, в отличие от предшественницы, не давала никакой надежды.
В сентябре, пока он был на работе, ему пришла СМСка от Юли: «Зайди ко мне. Без Славы». У Льва от страха чуть не выскользнул телефон из рук: таких просьб от девушки раньше не поступало. Значит, что-то серьёзное.
«Что-то серьёзнее, чем умирание от рака?», - усмехнулся он собственным мыслям.
Они договорились, что Лев зайдет вечером, после работы – примерно в семь часов. Он пришел вовремя, но в пятнадцать минут восьмого всё ещё сидел в коридоре перед палатой – боялся зайти. Это было так не похоже на него: в том, что касается болезней и смертей, он чувствовал себя как рыба в воде. В институте он всегда заходил первым: первый в палату, первый в операционную, первый в морг. Другие теряли сознание, он – наоборот, будто бы приходил в себя.
Но сейчас всё было не так. По-другому.
Когда стрелка больничных часов указала на «тридцать» – половина восьмого – он поднялся и деревянно прошёл к двери. Взялся было за ручку, но остановил себя. Постучал. Вроде бы из вежливости, а на самом деле пытался оттянуть время, отодвинуть пугающий разговор. Он не знал, о чём он будет, но был уверен – ни о чём хорошем. Каких приятных новостей можно ждать от умирающего человека?