Из-за двери послышался слабый голос:
- Войдите…
Он шагнул в палату.
Юля при виде него начала торопливо подниматься, чтобы сесть. Он поспешно остановил её:
- Не надо!.. Лежи.
Но она всё равно попыталась сесть, и он помог ей, положил подушку под спину. Затем тоже сел – на крутящийся стул поблизости. Они посмотрели друг другу в глаза.
Юля была совсем не такая, как два года назад, когда он впервые увидел её.
Это у тебя анатомия на старших курсах?
Русоволосая, улыбчивая, с веснушками на носу, с яблоком в руке.
Слава щас выйдет, он потерял штаны…
Лев не знал, как выключить эти воспоминания, которые закрутились в голове, как непослушная киноплёнка. Юля сидела перед ним, поправляя платок на голове, карие глаза казались огромными из-за впалых глазниц, цвет лица отливал пыльно-серым. Веснушек не было совсем.
Она вдруг улыбнулась ему, и кожа на лице нехотя растянулась вслед за мышцами.
- Я умираю, - сказала она, и эти слова совсем не подходили её выражению лица. – Ну, ты в курсе…
Лев вздохнул, как бы говоря: да, в курсе.
- Я хотела поговорить о Мики, - продолжила Юля.
- Со мной? – не понял Лев.
- С тобой, - кивнула Юля. – Если у тебя, конечно, со Славой всё серьёзно.
Лев почувствовал себя потерянным: будто разговор начался с середины. Ему хотелось спросить, что было в предыдущих сериях, а то ничерта не понятно.
- Мне нужно понять, как поступить с Мики.
- Подожди, - перебил Лев, начиная догадываться, к чему всё идёт. – Разве ребёнок не останется с вашей мамой?
- Лев, ей почти шестьдесят пять.
- И что? – вскинулся он, сам не замечая, как начинает повышать тон. – По-моему, это лучше, чем девятнадцать!
- А по-моему, не лучше, - слабо возразила Юля. – Поверь, уж я-то знаю свою маму.
- И что в ней плохого? Она же вас вырастила. А вы классные, оба, - настаивал Лев.
- Мы классные, потому что мы были друг у друга. У Мики нет никого.
- Ну, почему сразу нет? – спорил Лев. – Слава всё равно есть, он будет с ним общаться…
- Мики не будет с ним общаться, - вдруг жестко оборвала его Юля. – Если его воспитает моя мама, Мики не будет общаться с дядей-геем.
Лев играл с собственной совестью в компромиссы:
- Можно и не говорить…
Юля снова его перебила, предвидя всё, что он пытается сказать:
- Слава не сможет от него скрывать.
- То есть, ты хочешь, чтобы твоего сына воспитывал гей, который будет ему рассказывать, что он – гей?
Тогда Юля посмотрела на Льва, как на дурака, он не понял причину этого взгляда, но обрадовался: может, она сейчас решит, что он тупой и этот диалог прекратится. Но Юля не прекратила. Она ответила:
- Ты правда так это слышишь? Я хочу, чтобы моего сына воспитывал человек, который его очень любит.
- Думаешь, твоя мама его не любит?
Юля закатила глаза и заговорила медленно, с расстановкой:
- Моя мама – пожилой консервативный человек старой закалки. Дай бог ей здоровья, но я вообще не уверена, что она доживёт до совершеннолетия Мики. Я не хочу превращать своего ребёнка в балласт, который будут перекидывать от одних родственников к другим. И это если не говорить про остальные причуды моей матери.
Лев опять тяжело вздохнул, крутанулся на стуле вокруг своей оси, снова оказался лицом к лицу с Юлей и спросил:
- А почему ты говоришь об этом со мной?
- Хотела уточнить, сможешь ли ты помочь Славе.
- С чем?
- Со всем, что может ждать его на этом пути, - просто ответила Юля.
Лев устало запустил руку в свои волосы, взъерошивая уложенную стрижку. У него заболела голова.
- А что может ждать? – не понимал он. – В смысле, что угодно же может ждать. Это же… Это же сначала органы опеки, собираешь какие-то бумажки, что-то кому-то доказываешь, потом они будут ходить, проверять, нормальный ли он опекун, и это ещё полбеды, а сам ребёнок… - Лев начал загибать пальцы. – Эти дети болеют каждый месяц, нихрена не делают в школе, не выполняют домашнюю работу, начинают курить в тринадцать, прячут наркотики в пятнадцать, в шестнадцать залетают по глупости, в двадцать всё ещё живут с тобой, а в двадцать пять говорят: «Дай денег, я не хочу работать»…
- Ну, он не залетит, - утешила Юля, посмеиваясь.
- А если от него кто-то залетит? – возмутился Лев.
- Это главное, что тебя волнует? – она вопросительно выгнула бровь.
- Нет! – Лев придвинулся ближе вместе со стулом. – Меня волнует… Ты правда от нас вот этого хочешь? Вот этого всего? Типа… воспитания?