Юля прожила дольше, чем ожидал Лев. Она прожила дольше, чем прогнозировал Артур, но это… Утомляло. Лев стыдился своих мыслей, но всё так и было: затянувшийся уход из жизни не позволял никому выдохнуть. Он каждый день проводил в напряжённом ожидании того самого звонка и каждый день никто не звонил.
Последний месяц Юля провела без сознания, что осложнило ситуацию: вроде бы ещё жива, а вроде бы всем понятно, что конец уже наступил. Но говорить о смерти было нельзя, «неправильно», потому что это означало неверие в пресловутое «чудо», а Лев правда не верил, и никто не верил, но всё равно: смерти не было.
Пока она не наступила.
Юля умерла в первый жаркий день 2008 года – девятого мая, пережив прогнозируемые сроки на полгода. Славе едва исполнилось двадцать, Льву было двадцать пять. Он заходил к ней накануне, восьмого числа, и сразу понял: это вот-вот случится. Юля, которая на протяжении месяца только изредка открывала глаза, ничего не говорила и снова засыпала, вдруг проявила небывалую активность: села на кровати, в ажитации сорвала с себя трубку капельницы, накричала на медсестер, а Артуру в тревоге объяснила, что ей срочно нужно домой, что её ждёт сын и его нужно забрать из школы (школы в жизни четырехлетнего Мики, естественно, не было). В этот момент и пришёл Лев – вместе они уложили её обратно в постель и попытались объяснить, что никакой срочности в возвращении домой нет, но Юля, проваливаясь в забытье, постоянно повторяла: «Где Мики? Где Мики? Где Мики?», а Лев бесконечно отвечал: «Он дома, с ним всё хорошо. Он дома, с ним всё хорошо…».
В мыслях не к месту крутилось: сегодня она умрёт.
Когда Юля снова заснула, Артур неожиданно сказал:
- Я хочу уйти из медицины. Это какой-то кошмар.
Лев молчал, не зная, чем ответить на эту откровенность. Артур поднял на него взгляд:
- Ты не хочешь? Тебе это легко?
- С Юлей – нелегко, – признался Лев, все ещё сжимая её руку: схватился машинально, пока успокаивал.
- А с другими людьми?
Лев пожал плечами. Легко ли ему? Нет, конечно нет. Другой вопрос: искал ли он лёгкости?
- Мне нравится моя работа, – коротко ответил он.
- Сколько раз ты такое видел? – он кивнул на Юлю, имея в виду терминальный делирий, который они только что вместе наблюдали.
- Не знаю… Очень много. У нас же часто умирают, почти каждый день.
«У нас» – это он имел в виду «в реанимации».
- Очень много! – с ужасом в голосе повторил Артур. – Тебе двадцать пять, а ты видишь смерть почти каждый день! И сколько людей на твоём личном кладбище?
- Мне не нравится, когда так говорят, - холодно ответил Лев.
- Но это же правда! «У каждого врача своё кладбище» – Белинский постоянно повторял. Вам не повторял?
- Повторял, – мрачно согласился Лев. – Также часто, как и про отключение эмпатии.
- И чего?
- И того. Я отключил и тебе советую, будешь меньше считать трупы на кладбище.
Сам Лев таким действительно никогда не занимался, но видел, как это делали другие: коллеги, с которыми они выпускались из института и вместе начинали этот путь.
«У меня сегодня умер первый пациент… А сегодня второй… Третий… Четвертый»
На первых пяти – всегда слёзы, а на десятом считать переставали. Путь от первого до десятого у реаниматолога не очень длинный.
Артур, опустив взгляд, негромко сообщил:
- Я, кажется, больше не могу.
Он ушёл, оставив Льва один на один с Юлей: исхудавшей, лысой, с застывшей гримасой боли на лице – как будто она, эта гримаса, стала её настоящим лицом. Ни Слава, ни его мама не приходили сюда с тех пор, как Юля перестала выходить на контакт – и правильно. Хорошо, что они не видели Юлю такой, какой запомнил Лев в последний день её жизни.
А Юля, по обыкновению, нарушила все врачебные прогнозы: умерла не в тот же день, а на следующий. Лев со странной нежностью подумал тогда: может, это такой характер – всё делать поперек? И жить, и умирать.
Сообщать такую новость Славе было почти невыносимо, но он выслушал её, как гороскоп на неделю из местной газеты – со скучающим выражением лица. Потом кивнул:
- Ясно. Значит, надо найти документы, схожу сегодня в опеку.
Льва сбили с толку его бюрократические планы: что значит «сегодня»? Ему хотелось встряхнуть его за плечи, крикнуть: «Юля умерла! Ты что, глухой?». Но он не затряс, потому что узнал эту реакцию. Десять лет назад Лёва, услышав о Юриной смерти, пожал плечами и пошёл домой читать «Трёх мушкетеров».
Слава готовился к этому дню заранее: во-первых, начал работать преподавателем в детской изостудии. Лев удивился, что ему удалось это провернуть ещё до официального окончания колледжа (официальное случилось бы только в июне – через месяц после Юлиной смерти), но Слава огорошил его новостью о том, что при устройстве на работу образованием вообще не поинтересовались – только реальными навыками. Работа, совмещенная с учебой и уходом за сестрой, выжимала из Славы последние силы, но он постоянно повторял, что «так нужно»: нужно официальное место работы, на котором выдают справки с уровнем дохода. Лев понимал, что он прав и… одновременно с этим не понимал: было так больно от его усталости.