Сам он разрывался между гостиной и балконом, ходя по пятам за Славой и напоминая, что можно обжаловать решение, и что, в конце концов, не разлучили же их на всю жизнь – можно в любой момент видеться с Мики.
Слава слушал только первую часть предложения, вторую он и вовсе отбрасывал, считая бредовой.
- Смысл обжаловать? – спрашивал он, дымя уже пятой по счету сигаретой. – Новых обстоятельств не прибавится: я по-прежнему буду мужчиной, по-прежнему молодым, по-прежнему «одиноким».
- Тогда какие варианты? – устало спрашивал Лев.
- Не знаю. Умереть? – то ли в шутку, то ли всерьёз спрашивал Слава.
Лев решал, что это шутка, и мрачно просил:
- Не шути так.
Он даже думать боялся, до чего могла дойти ситуация, если бы вечером следующего дня не раздался звонок в дверь. Лев по-прежнему был непривычен к звонкам: особенно теперь, когда Слава жил с ним и сыграть «Кузнечика» на дверном звонке было попросту некому. Он вышел в коридор, посмотрел в глазок: в подъезде не горел свет, в темноте угадывался лишь невысокий силуэт. Протянув руку, силуэт ещё раз нажал на кнопку, и тогда, вслед за трезвоном, послышался вопросительный детский голос. Лев его тут же узнал: Мики…
Вернувшись в спальню, Лев мягко коснулся Славиного плеча: тот, замерев, лежал на кровати с книгой – что-то по судебным процессам, наспех купленное в переходе. Слава вопросительно оглянулся и Лев сказал:
- Открой дверь, там Мики.
Дважды повторять не пришлось. Слава подорвался, случайно уронил книгу на пол, обернулся, но поднимать не стал, влетел в коридор, едва не врезаясь в дверь, и завертел замки. Из темноты подъезда с радостным визгом выскочил Мики: набросился на измученного дядю, чуть не сбивая того с ног. Обхватив Славу вокруг пояса, мальчик прижался щекой к его животу и (Льву не показалось?) всхлипнул.
Слава осторожно убрал с пояса маленькие ручки, присел перед Мики на корточки и обнял малыша за плечи, прижимая к себе. Мики зарылся в Славину шею, а Слава – в его светлые вихры (как Лев и предполагал – чуть потемневшие за последние три года). Рядом, прямая, как статуя, стояла бабушка, на которую пока никто не обращал внимания – даже сам Лев, украдкой выглядывающий из спальни, о ней забыл.
Встреча Славы и Мики выглядела трогательной до странности: они виделись за несколько дней до суда, но тогда, на пороге, вцепились друг в друга, будто с последней встречи минуло несколько лет.
Оторвавшись от Мики, Слава, наконец, поднял взгляд на маму. Хмуро заметил:
- Вроде бы мы на сегодня не договаривались.
- Не договаривались, – согласилась она, не глядя на сына.
- Тогда зачем пришла?
Мама, поджав губы, сухо объяснила:
- Мики не хочет со мной жить.
Слава чуть отстранился от мальчика, вгляделся в его лицо. Только тогда и он, и Лев заметили, что у Мики красные, воспаленные глаза, опухшие от долгого плача.
- Он изводит меня второй день, - продолжила мама. – Просится к тебе.
Лев невольно улыбнулся и, хотя он видел Славу со спины, был уверен, что тот сделал то же самое.
- Я в рюкзак сложила самое необходимое, - она кивнула на рюкзак в виде Микки-мауса за спиной Мики. – За остальными вещами придёшь сам, я их таскать на себе не намерена.
- Хорошо, - растерянно отозвался Слава.
Он выпрямился, поднимаясь с корточек, и Мики тут же схватил его за руку, прижимаясь к Славиной ноге, будто стараясь спрятаться.
- А что с документами? – спросил Слава. – Что делать с постановлением суда?
- Будем обжаловать, - просто ответила мама.
- Вместе?
- А как ещё?
- И ты скажешь там, что передумала?
- Скажу, что мы передоговорились, что я старая, больная и не дружу с головой. Ну, всё то, что пытался объяснить про меня твой адвокат, – у неё дрогнули губы: то ли от желания улыбнуться, то ли от желания расплакаться.
Слава устало вздохнул:
- Мама… Ты всё так усложнила.
Перед тем, как уйти, она оставила ряд «ценных» советов и распоряжений: как Мики нужно укладывать спать, что читать перед сном, во сколько разбудить, что дать на завтрак… В общем, всё то, что Слава и так знал, но он позволил маме почувствовать себя самой мудрой, самой правильной, самой разбирающейся. Почувствовать себя нужной.
Уходя, она будто бы хотела чмокнуть Мики на прощание, но почему-то, отказав себе в этом жесте, только махнула рукой и сразу шагнула за порог. Тогда Мики, отпустив Славину руку, неожиданно выскочил в подъезд за бабушкой и закричал:
- Ба! Стой! Подожди!
Лев внутренне взмолился: только не это! Неужели он сейчас скажет, что хочет жить с ней, что передумал? А потом передумает ещё раз. И ещё раз. И так до бесконечности, ведь ему всего четыре года – что он понимает? Не зря в суде мнения таких малышей не спрашивают.