Лев в тот же день забрал рецепты, купил таблетки и прочитал инструкцию. Мелкий шрифт в графе про «Особые указания» не на шутку его напугал: «Возможно увеличение риска реализации суицидальных попыток в первые недели терапии, требуется тщательное наблюдение за пациентами в этот период».
Засунув инструкцию обратно в коробку, Лев прикинул: может, всё-таки не надо Славу этим пичкать?..
Но в очередной раз вернувшись в разгромленную квартиру, где неподвижный Слава лежал на кровати уже «сто тыщ миллионов часов» (по словам Мики), Лев понял, что надо действовать. Выдал ему таблетки, выдал инструкции, выдал правила дозировки. Сказал, что будет каждый раз – утром, днём и вечером, справляться о нём: выпил или нет, как дела, как самочувствие. Это же ведь и есть то самое «наблюдение», о котором говорится в инструкции? Он и по вечерам будет приходить – наблюдать!
Первую неделю всё шло гладко. Перед тем, как уйти на работу, Лев писал Славе сообщение: напоминал о таблетках. Слава отвечал: «Ок». На обеденном перерыве он писал с работы – снова напоминал. Слава опять говорил: «Ок». Вечером Лев наблюдал за принятием лекарств лично. Через пять дней начались первые изменения: Слава рассказывал, как пытался сам приготовить кашу и покормить Мики. Каша, правда, сгорела, молоко убежало, Мики не понравилось, пришлось кормить его хлопьями, но ведь пытался! Лев тогда порадовался за него.
В девятый день терапии Лев не смог лично проследить за Славой – дежурил, а на десятый, когда утром напомнил о таблетках, не получил в ответ: «Ок». Сначала он решил, что Слава просто занят – завтрак готовит, ребёнка кормит, работу ищет, в конце концов (ведь стало же лучше!), но ответ не пришёл ни через час, ни через два, когда Лев писал снова, когда настойчиво звонил, а тот не брал трубку.
Пока он шёл по коридору до кабинета заведующей, в голове разворачивались самые худшие сценарии. Стараясь оставаться спокойным, он шагнул в кабинет с табличкой: «Белова О.Г.» и с порога заявил:
- Оль, мне нужно уйти, срочно.
Ольга – его знакомая ещё с института, учившаяся на одном потоке с Артуром – подняла на него удивленный взгляд:
- В чём срочность?
- Вопрос жизни и смерти.
Он понимал, как глупо это звучит, как банально, но вопрос и правда был таким!
Ольга, будто что-то прочитав в его бегающем взгляде, больше ничего не спросила. Сказала:
- Хорошо. Иди.
Он ещё никогда так быстро не переодевался – даже в детстве, когда в отце просыпалась жажда армейских забав и он заставлял Лёву переодеваться, пока горела спичка, мальчик никогда с этим не справлялся. Теперь, Лев был уверен, он бы точно успел.
Он вызвал такси пока бежал вниз по лестнице, и, услышав про десять минут ожидания, мысленно чертыхнулся: пора сдавать на водительские права и покупать машину. Ещё подумал: «Обязательно обсужу этот вопрос со Славой, если, конечно, с ним всё…». Он оборвал эту мысль. Конечно, со Славой всё в порядке, а как иначе?
Пока Лев ехал в такси, постоянно набирал номер Славы, но тот по-прежнему не отвечал. Хорошо, что на дороге не было пробок – и без них путь занимал тридцать минут. А за тридцать минут столько всего можно успеть…
Стремительно преодолев ступеньки до второго этажа, Лев начал звонить в дверь одной рукой, а второй – вытаскивать ключи из кармана. Но когда он сунул их в замок, те не повернулись и дверь открылась сама собой. Ему стало обморочно-плохо: худшее подтверждалось.
В квартире не было никого. Он по очереди влетал в спальню, в гостиную, в комнату Мики, в ванную – и каждый раз боялся увидеть это. Даже в своих мыслях он не докручивал фантазию до конца, не визуализировал это, а видел перед глазами мельтешение крошечного шрифта из инструкции. Славин телефон лежал в спальне на тумбочке – со всеми его СМС и звонками. На кухне стояла тарелка с недоеденными хлопьями и недопитый чай. Лев коснулся рукой чайника – ещё теплый, и часа не прошло.
Может, они ушли гулять?
Он вернулся в коридор и сразу же понял: нет, не ушли. Во всяком случае, не гулять. Верхняя одежда висела на вешалке, Славиной обуви не было, Микина – была. Всё становилось совсем непонятным, а от этого – жутким до чувства застывания крови. Лев впервые понял, что значит это выражение – «стынет кровь в жилах». Даже при Юре не понял. Даже на кладбище не понял. Ни одни события его жизни не заставляли прочувствовать это так ярко, как незапертая квартира с теплым чайником.
Он снова выскочил в подъезд – в одной рубашке – и почувствовал: холодно. Очень холодно, почти как на улице. Но подъездную дверь он только что захлопнул сам, значит… Холод шёл сверху.