Лев кивнул, загоняя поглубже детскую обиду. Может, Власовский недогадливый дурак, но полежать с ним в обнимку было тогда нужнее всего.
Лев [40-41]
Жилой кампус университета Беркли располагался в часе езды от центра Сан-Франциско, и, к сожалению Льва, весь этот час проходил в подземной одноногой электричке. Он начинал испытывать мрачную тоску по местам, которых никогда не видел вживую: где же Золотые Ворота и Твин Пикс? А кафедральные соборы и башни? Пока единственная башня, которую он увидел: колокольня с часами на территории университета. Но она не очень впечатлила Льва. Он сказал: - Подумаешь, в Петербурге есть похожие.
- Это одна из самых высоких в мире, - уточнил Яков.
- Подумаешь, - повторил Лев, исподтишка оглядывая громадину из светлого кирпича.
Конечно, он лукавил: ничего похожего он нигде до этого не видел, но после вестей о Риверсайде и его удаленности от Сан-Франциско, Лев заранее был недоволен всем.
Они стояли у подножия башни, и Яков, задрав голову, тоном экскурсовода сообщил:
- Среди студентов это самое популярное место, чтобы покончить с собой.
Он хихикнул, а у Льва перед глазами появился Шева. По горлу прошлась судорога, он закашлялся и Власовский, опустив голову, посмотрел на него и чертыхнулся.
- Извини.
Меняя тему, Лев спросил:
- Туда свободный вход?
- Только для студентов Беркли. Для туристов четыре доллара.
Самоубийство за четыре доллара? Выгодные расценки.
Лев мысленно посчитал, сколько это: четыре доллара (не для самоубийства, конечно – из туристического интереса). Сто с лишним рублей! Почти сто двадцать. Не то чтобы очень много, но на них можно… Можно поесть. А в его бедственном положении лучше не разбрасываться деньгами, на которые можно поесть.
Яков, будто проследив всю эту мысленную цепочку во взгляде Льва, предложил:
- Я могу купить тебе билет.
- Нет.
- Да правда, мне не…
- Нет. Пойдем дальше, - он потянул Якова за рукав.
Власовский предпринял ещё одну попытку:
- С высоты видно Золотые Ворота.
- Успею и вблизи посмотреть, - буркнул Лев.
В первый день они бестолково бродили в окрестностях Дьюрант-авеню, и Лев уже начинал думать, что всю эту Америку, с её небоскребами, яркими вывесками и ночной жизнью, он сам придумал. Когда Власовский в семь вечера ушёл на работу в этот свой «Старбакс», Лев в одиночку обошел все параллельные и поперечные улицы, любопытствуя, встретится ли ему хоть один дом выше шести этажей. Не встретился. Самым высотным домом в округе была сизо-серая многоэтажка общаги.
Вернувшись к одиннадцати вечера в пустую комнату, Лев позвонил Якову и поинтересовался, когда тот вернется. Власовский, перекрикивая музыку на фоне, сообщил, что его «вечерняя» смена закончится в три часа.
- Какой-то затянувшийся вечер, - холодно ответил Лев, начиная догадываться, что ему врут.
- Извини, - невнятно ответил Яков. – Сам знаешь, ночной город…
Лев бросил трубку (и в прямом смысле тоже – кинул на кровать), сел за письменный стол перед картой Калифорнии и нервно застучал пальцами по столешнице. Он ярко представил, как бешенная белка, поселившаяся у него в голове, начала бегать в колесе, раскручивая мысли до ультраскорости.
Ему врут. Это очевидно. Зачем врут? Потому что не хотят говорить правду. А когда не хотят говорить правду? Когда она… неприглядна. Страшна. Опасна. Есть множество неприглядных, страшных, опасных профессий, и Яков связался с одной из таких – без сомнений. Но не все эти профессии связаны с работой по ночам под грохочущую музыку. Значит, нужно составить список из ужасных профессий и вычеркнуть из него все, что не подходят.
Лев потянулся к своему чемодану, чтобы вытащить блокнот, но, передумав, стремительно одернул руку. Блин, да зачем это! Всё и так очевидно. Власовский – проститутка. Иначе откуда у него есть деньги на все? На его экзамены, на самолёты, на смотровую площадку в дурацкой университетской башне. Лев раньше не знал ни одной проститутки, но был уверен – это те люди, которые могут позволить себе всё. Иначе зачем ею вообще становиться? Ведь можно было бы работать в фирме по производству фаянсовой посуды, быть кем-то социально приемлемым, но из года в год куча людей становятся проститутками, и если дело не в деньгах, то Лев тогда не знает, в чём ещё оно может быть.
«В принуждении», - подсказал ему внутренний голос, который Лев тут же заткнул: дело в деньгах!
Он не ложился спать в ту ночь. Яков вернулся в пятом часу утра, и Лев встретил его всё там же: за письменным столом, уперев взгляд в карту Калифорнии. Не то чтобы он просидел без движения все это время. Он вставал, ходил, лежал, даже ненадолго задремал, но, когда стрелка на часах начала подбираться к четырем: сел за стол и многозначительно начал смотреть в стену. Он считал, что это придаёт ему серьёзности.