Жаклин, видимо, было недостаточно такого триумфа – она снова рассекла шпагой воздух, Франсуа-Арман, уклоняясь, покачнулся, неловко взмахнул раненой рукой и рухнул наземь. Жаклин, едва переводя дыхание, приставила шпагу к его горлу.
– Вы приносите свои извинения, шевалье д’Орсан? – выдохнула она.
Франсуа-Арман полулежал на плитах, сжимая здоровой рукой раненую и морщась. Он отдышался и только тогда поднял взгляд, настолько мрачный и тяжёлый, что даже Раулю стало не по себе.
– Да, приношу, – проговорил д’Орсан. – Я повёл себя бесчестно по отношению к вашей сестре. Оправданием мне может служить только её красота и то, что я не знал, что у неё такой умелый защитник. Где, чёрт возьми, вы этому научились?
– Меня обучал отец, – Жаклин опустила шпагу и, отойдя на несколько шагов, замерла. – Сегодня же вы принесёте извинения моей сестре и больше никогда не будете домогаться её... и хорошенько подумаете, прежде чем домогаться любой другой женщины!
– Вы намерены вступаться за честь любой женщины, за которой я стану ухаживать? – не то с насмешкой, не то с любопытством спросил д’Орсан. Дез Эссар подошёл, протянул товарищу руку, и тот с усилием поднялся на ноги. Рауль приблизился к Жаклин и ободряюще похлопал её по плечу – девушка посмотрела на него хмуро, без улыбки, губы её были всё так же крепко сжаты.
– Если я посчитаю нужным – да, – сухо ответила она. – Господин дез Эссар, вашему другу нужна помощь, и я полагаю, в ваших интересах как можно быстрее доставить его туда, где он сможет получить её.
Произнеся это, Жаклин сняла шляпу, отёрла лоб рукой... и Рауль не смог сдержать возглас досады. Проклятый чёрный парик съехал вместе со шляпой, мягко упал наземь, и копна светлых волос, наполовину освободившихся от удерживающей их ленты, выдала тайну, которую так тщательно скрывала дочь д’Артаньяна.
Оказалось, что Этьен дез Эссар всё-таки способен на чувства – его лицо выразило безграничное удивление. Франсуа-Арман же, схватившись за плечо своего приятеля, указал пальцем на Жаклин, и изумление в его глазах быстро сменилось гневом.
– Так это... – он задохнулся, не находя слов. – Это был маскарад! Вы меня одурачили! И вы, – он указал на Рауля, – знали об этом! Знали и молчали!
– Я держал данное мадемуазель д’Артаньян слово сохранить всё в тайне, – Рауль попытался напустить на себя строгость, но это ему плохо удалось.
– Вы обманули меня! – д’Орсан прожёг Жаклин взглядом. – Переоделись в собственного брата, которого, видимо, вообще не существует, имели наглость вызвать меня на дуэль, явиться на площадь, вступить в бой...
– ... и победить! – уничижительным тоном закончила за него Жаклин, срывая бесполезные теперь усики. – Каково это – сознавать, что вас победила девушка?
– Вы... – на этот раз у д’Орсана действительно закончились слова. Он молча развернулся и зашагал, поддерживаемый своим молчаливым другом. Уже на самом краю площади Франсуа-Арман крикнул через плечо:
– Вас и правда научил этому отец?
– Правда, – голос Жаклин стал хриплым в морозном воздухе.
– Надеюсь, эта дуэль послужит для вас уроком, и вы навсегда запомните, что оскорблять девушек не следует, ведь они могут постоять за себя! – пускай добивать упавшего было некрасиво и неблагородно, но Рауль не мог удержаться от морали.
Д’Орсан развернулся так круто, что едва не упал, и прожёг обоих недругов мрачным взглядом.
– Не беспокойтесь, граф, такую девушку, как мадемуазель д’Артаньян, я запомню очень хорошо, – с нескрываемой угрозой в голосе произнёс он и скрылся поддерживаемый по-прежнему безмолвным дез Эссаром. Рауль с облегчением выдохнул и повернулся к Жаклин – та была очень бледна, тяжело дышала и кусала губы.
– Наконец-то всё закончилось, – ободряющие заметил граф.
– Всё только начинается, – прошелестела в ответ храбрая воительница и упала без чувств – Рауль едва успел подхватить тело, оказавшееся неожиданно лёгким. Опустив глаза, он увидел, что левая штанина на бедре потемнела и намокла от крови. Очевидно, д’Орсан всё-таки ранил Жаклин, но она героически скрывала это до тех пор, пока побеждённый враг не удалился с Королевской площади.
– Дьявол! – Рауль вспомнил ещё множество слов, за произнесение которых, особенно в обществе дамы, его строго наказал бы отец, подобрал парик и шляпу, подхватил бесчувственную Жаклин на руки и пустился прочь.