Дея медленно покачала головой и призналась:
— Не знаю. Прости, Катарина, я ничего не знаю. Мне нужно переговорить с… — это слово не желало слетать с ее губ. Но перед глазами стоял брачный договор, его строчки пылали, словно выжженные каленым железом. — С нашим гостем.
Сколько она тут просидела? Солнце уже перевалило за полдень и запуталось в голых ветках старого вяза…
— Где Ноэль?
— Он спит, миледи. Я покормила его обедом и уложила.
— А наш гость?
— Он в гостиной, — Катарина понизила голос до шепота, будто дознаватель мог услышать ее, — приказал подать ему целую баранью ногу и бутылку артьенского вина!
— Артьенского? — Дея постаралась сосредоточиться, но смысл слов от нее ускользал. — Оно же баснословно дорогое!
— А я о чем! — горничная была рада посплетничать. — Дал мне целый фортин! И сдачу сказал оставить себе! Вот.
Она разжала ладонь, в которой тускло блеснули две медных монетки.
Дея завороженно уставилась на монеты.
Этот Райс так богат, что швыряет деньги без счета? Золотой фортин — монета, которую она не держала в руках с тех пор, как отдала последние сбережения за возможность пересечь границу Шенвейса и купить временное гражданство. Теперь ее средства ограничивались серебряными лирами да медными сье, которые приходилось зарабатывать собственным трудом.
Нет, Дея не прислуживала в трактирах, не разносила деревянные кружки с элем и не мыла полы. Она даже не пошла в содержанки, как не раз намекал мистер Доббс, глядя на нее сальными глазками. Она вспомнила, чему их учили в монастыре, и стала белошвейкой. А еще научилась плести кружева, что расходились среди местных кумушек как горячие пирожки.
Да, ее нежные пальцы были исколоты иголками, а спина зачастую болела так нестерпимо, что приходилось просить Катарину размять позвоночник. Но, несмотря на все трудности, целых два года она была относительно довольна.
Ее сынишка ни в чем не нуждался. Они снимали этот милый домик на окраине Рузанны, могли позволить себе мясо по субботам и рыбу по четвергам, а еще книжки с картинками, деревянных лошадок и много чего еще, что так нравится маленьким мальчикам.
Но три месяца назад все изменилось. В соседнем квартале открылось модное ателье, а за ним и магазин готовой одежды. Часть клиенток ушли туда, а те, что остались, стали требовать скидки.
Заказов становилось все меньше, денег тоже. Дея залезла в долги.
А теперь должна даже служанке.
— Возьмите, миледи, — Катарина протянула ей медные сье.
Сердце Деи болезненно сжалось. Эти монетки могли бы покрыть долг за молоко или яйца…
Но она нашла в себе силы покачать головой:
— Нет, он сказал, чтобы ты оставила сдачу себе. К тому же, я и так задолжала тебе жалованье за прошлую неделю.
Дея поднялась, чуть пошатываясь от внезапно нахлынувшей слабости. Оперлась на спинку кровати.
— Но, миледи…
— Все хорошо. Не переживай об этом. Лучше позаботься об ужине, раз наш гость так любит поесть.
— Накрывать на троих?
Дея уже была в дверях, когда ее нагнал этот вопрос. Она замерла, вцепившись пальцами в медную ручку. Качнула головой:
— Нет, мы с Ноэлем поужинаем у меня. А гостю… гостю накрой в столовой.
Она просто не сможет есть с ним за одним столом. Это выше ее сил.
Дея заглянула в комнату сына. На цыпочках подошла к детской кроватке.
Ноэль крепко спал, раскинув в стороны сжатые кулачки. Катарина задернула шторы, чтобы ему не мешал дневной свет.
Дея нагнулась и осторожно прижалась губами к пухлой щечке ребенка. Вдохнула его запах. Закрыла глаза.
Да, это именно то, ради чего стоит жить. И стоит мириться. И стоит забыть о себе.
Частичка Бертрана. Все, что осталось ей от прошлого и недолгого семейного счастья.
Дея никогда не думала о своих чувствах к мужу. О том, что испытывает к нему. Детство прошло в сиротском приюте при храме Праматери, а в шестнадцать лет игуменья выдала ее замуж за первого, кто заплатил достаточный взнос за невесту. Им оказался Бертран Девилье — тридцатилетний аптекарь.
Девушки из приюта Эолы Великой очень ценились как покладистые и покорные жены.
Но Дее сказочно повезло. Бертран оказался хорошим человеком. Добрым и нежным. Впервые после смерти родителей она почувствовала себя окруженной заботой.
Он ни к чему ее не принуждал. Два года ухаживал так робко и деликатно, словно она была хрупким цветком, готовым сломаться от малейшего ветра. Два года ждал. И Дея сдалась. Оттаяла сердцем. Отогрелась в его руках. Приняла своим мужем.
А потом появился Ноэль. Для нее это стало маленьким чудом. Таким же естественным и необъяснимым, как звезды, что по ночам сияют на небе.