Эти двое представителей, Захарий из Ананьи и Родоальд из Порто, достигли Константинополя в апреле 861 года. С самого момента прибытия они стали подвергаться сильнейшему давлению со стороны Фотия — они оказались вовлечены в водоворот бесконечных церемоний, собраний, пиршеств и приемов, во время которых патриарх постоянно сидел рядом с ними, поражая их эрудицией и очаровывая их обаянием. Еще задолго до начала работы собора, первое заседание которого должно было состояться в храме Святых Апостолов, Фотий решил, что они не будут ему мешать. Что же касается Игнатия, то им не позволили ни разу взглянуть на него до тех пор, пока тот не вошел в церковь, чтобы дать показания. А затем ему пришлось выслушивать утверждения семидесяти двух свидетелей о незаконности его избрания, которому он был-де обязан скорее благосклонностью к нему императрицы, нежели выборами, проведенными в соответствии с каноническими правилами. В конце четвертого заседания низложение Игнатия было закреплено официальным документом — под ним среди подписей стояли и подписи Захария и Родоальда.
Когда оба прелата возвратились в Рим, папа, вне всякого сомнения, выразил им свое неудовольствие. Их задача, напомнил он легатам, состояла в том, чтобы они выяснили суть дела, а не выступали в качестве судей. Поступив так, они предали интересы церкви, поддавшись обольщениям византийцев, словно несмышленые дети, а не почтенные священнослужители. Они позволили патриарху обмануть себя и показали, что не достойны своего ранга и положения. Он поразмыслит об их будущем позже. А пока они могут идти.
В это время в Рим прибыл архимандрит по имени Феогност, который сумел избежать постоянного надзора за собой в Константинополе, доставил Николаю удовольствие рассказом о несправедливостях со стороны Фотия и его друзей и о страданиях, которые пришлось претерпеть несчастному Игнатию, закончившихся тем, что его вынудили поставить подпись под актом о своем отречении. Теперь папа не испытывал колебаний. В апреле 863 года он созвал в Латеранском дворце синод, который лишил Фотия всех церковных постов и восстановил Игнатия в его сане патриарха, равно как и прочих, кто утратил свое положение в результате этого дела. Захария и Родоальда лишили их кафедр. Однако в Константинополе, как того можно было ожидать, решение папы оставили без внимания, и ссора, таким образом, продолжалась. Непоколебимость Николая имела своим результатом лишь демонстрацию того, насколько он бессилен в делах Востока. Однако теперь совершенно неожиданно благосклонная фортуна преподнесла ему свой дар. Для этого из всех мест на Земле она выбрала Болгарию.
Болгария, находившаяся под властью царя Бориса I, была на тот момент одной из находившихся на подъеме балканских стран. И в сентябре 865 года Борис, прежде исповедовавший католицизм, совершил путешествие в Константинополь, где принял крещение из рук патриарха в соборе Святой Софии, а его крестным отцом стал сам император. Папа Николай, как и следовало ожидать, пришел в ярость. В сущности, Борис вряд ли мог избежать гнева папы — византийский флот блокировал Черноморское побережье, и его страна находилась в тисках самого жестокого за все столетие голода. Однако менее чем через год после принятия православия Бориса начали посещать мысли иного рода. Неожиданно для себя он обнаружил, что страна наводнена греческими и армянскими священниками, зачастую противостоявшими друг другу при обсуждении спорных вопросов вероучения, которые были непонятны ему и его сбитым с толку подданным. Более того, желая сохранить дистанцию между собой и Константинополем, Борис обратился с просьбой предоставить ему право самому назначать болгарского патриарха — и получил отказ.
Этот отказ оказался катастрофической ошибкой Фотия. Теперь в ярость пришел уже царь. Он, конечно, был счастлив оттого, что император является его крестным отцом, но не собирался становиться его вассалом. Прекрасно осведомленный об отношениях между Римом и Константинополем и об имевшейся возможности играть на существовавших противоречиях, летом 866 года он отправил посольство к папе Николаю. Оно привезло список из 106 пунктов христианского учения и социальных установлений, которые противоречили болгарским традициям, давая понять, что большинство этих расхождений с новой верой можно было бы преодолеть, если бы удалось сохранить эти традиции и выяснить точку зрения папы на этот вопрос.